Малой кровью на своей территории

– Да тут дело в том, товарищ бригадный комиссар… – Сергей поморщился, как от зубной боли, лихорадочно обдумывая, как объяснить Трофимову очередную сложность. Сейчас как пить дать снова начнутся подозрения и недоверчивая раздражительность…

Про то, какие еще части противника, помимо собственно броневой разведывательной роты, дислоцированы в Суховоле, Сергей спросил уже в самом конце допроса, уже по инерции, не особо и надеясь на получение дополнительной информации. И тут вдруг, совершенно неожиданно, был удивлен, причем дважды. Первый раз приятно, тем, что пленный немецкий радист такой информацией обладал. Он, оказывается, был существом общительным, а натурой одухотворенной. И хоть и служил в окружении грубых, циничных, малообразованных и жестоких солдафонов (с его собственных слов), но натура его жаждала общения и атмосферы более высокого духовного порядка, а оное общение и оную атмосферу радист мог найти только в среде подобных ему личностей с тонкой душевной организацией. Вот и проводил радист свое свободное время в обществе батальонных связистов, а те принимали своего коллегу всегда с удовольствием, чему немало способствовали съестные и прочие дары, которые его грубые, циничные, малообразованные и жестокие сослуживцы грабили у местного населения во время разведывательных рейдов. Ну, а находясь все время в среде носителей самой свежей информации, радист поневоле впитывал ее немало, о чем и поведал. Вот тут Сергей удивился второй раз, причем неприятно. Буквально завтра – послезавтра ожидалось перебазирование в Суховолю остальных частей и служб пехотного полка, вдобавок к его первому батальону, несущему сейчас службу в Суховоле. Вот так новость… и планы в связи с этим надо снова и срочно, менять…

– Вот такая история, товарищ бригадный комиссар, и поверьте, мне она нравится ничуть не больше, чем вам, – со вздохом завершил доведение Трофимову нерадостных новостей Сергей. – И любое промедление здесь – оно только противнику на пользу будет, а нам во вред. Поэтому нет у нас с вами лишнего времени на подготовку штурма Суховоли, и придется для этого использовать то, что мы имеем здесь и сейчас… Но вы за это не переживайте, как я уже ранее говорил, сил и средств у нас для этого хватит, даже с некоторым избытком, а варианты наших действий, как мне кажется, любую возможную неожиданность от немцев предусматривают…

Последующие несколько часов были, пожалуй, самыми тяжелыми в жизни и судьбе Трофимова, значительно прибавив ему седых волос. Идея лейтенанта Иванова, такая заманчивая и перспективная, была очень притягательна, да и в стратегическом плане создания укрепленного оборонительного района действительно сулила огромные преимущества. Не зря, ох не зря именно в том районе один из укрепрайонов линии Молотова перед самой войной строили: рельеф и естественные препятствия благоприятствуют, реки, лесные массивы и болотистая местность – они хорошая защита и сами по себе, а будучи подкреплены инженерными заграждениями… Словом, местность там удобная и уже изрядно подготовленная для эффективной обороны, теперь еще войсками бы ее наполнить, стойкими да обученными воевать, и тогда противнику там прогрызаться – долго, кроваво, с большими потерями… Собственно, именно так и предполагалось планами обороны перед войной.

Перекресток шоссейных дорог оседлать – тоже задумка отличная и много перспектив в плане оперативном, да и стратегическом, сулит. При условии наличия достаточного количества войск – почитай, единственную рокаду между Ломжей и Гродно немцам перекрыть можно будет, а если получится Осовец отбить…

И все эти планы – все вроде бы отлично и замечательно, но… есть во всем этом одно большое НО – личное участие в этом лейтенанта Иванова… Вот это основная проблема. Потому что без него, без его знаний, опыта и таких вот, кажущихся на первый взгляд невероятными, придумок все это, скорее всего, просто неосуществимо, но в то же время его личное участие в боевых действиях… А если, не дай боже, с ним что-нибудь случится? А если вообще погибнет? Что тогда он, Трофимов, будет командованию докладывать, как объяснять? И то, что его голова тогда тоже полетит, однозначно, даже не это самое плохое – знания и опыт человека из будущего слишком важны, чтобы рисковать его жизнью, пусть даже и в такой перспективной боевой операции. А разработать планы и потом в бой не идти, командовать издалека – на это Иванов не согласится, это уже проверено, и не раз… Вот такая дилемма, и решение сейчас разрешить лейтенанту, с риском для жизни, провернуть его очередную авантюру или не рисковать и потерять заманчивую возможность провести очень эффективную боевую операцию и нанести противнику немалый ущерб, принимать только ему, больше некому.

Мучительные раздумья Трофимова разрешил сам неугомонный лейтенант, который через пару часов подошел напомнить, что время идет, пора принимать решение, и которому Трофимов откровенно объяснил основную причину своих раздумий.

– Ну, товарищ бригадный комиссар, – со вздохом протянул Сергей, – снова-здорово… А мы ведь это, помнится, недавно с генералом Хацкилевичем уже обсуждали… Ладно, давайте еще раз… Почему, как вы думаете, сюда, в эту параллельную реальность, где идет самая страшная для всего человечества война, причем именно в этот период войны и именно сюда, под Белосток, именно меня забросило? Не маршала или командарма, не крупного штабного стратега, не какого-нибудь гениального конструктора боевой техники – а их у нас после войны, поверьте, было немало, не хорошего специалиста по военной истории, досконально знающего все перипетии этой войны, наконец? Нет, я тоже в Академии штаны не просиживал и многое помню, да и потом, отдельно, интересовался, и военной историей, и историей именно этой войны, и историей развития военной техники, вооружения, но все же в этом не специалист. Так почему именно меня, именно сюда и именно сейчас? Ведь все, что я умею делать хорошо, на профессиональном уровне, это именно воевать, причем воевать на уровне батальон – полк, это там, а здесь, учитывая опыт и знания будущего, дивизию могу потянуть, но это и все, потолок… Не знаете ответа на эти вопросы? Вот и я не знаю, какие силы и каким образом, перебросили сюда мое сознание, «вселили» его в местное тело, и почему это произошло именно со мной – тоже не знаю. Но вот одно я знаю, ощущаю на уровне твердой уверенности, что моя миссия именно тут, в этих лесах и болотах, что-то изменить, по-другому, по-новому эту войну повернуть… Повторюсь – именно здесь и сейчас! Я, кстати, именно поэтому не согласился в Москву лететь, как Хацкилевич хотел. Ясно чувствую, что нет, нельзя, не ко времени это сейчас, мое место именно здесь. И до тех пор, пока я предназначенную мне миссию правильно выполнять буду, ничего со мной плохого случиться не может, в этом я тоже твердо уверен! Иначе, в случае гибели, мое появление здесь никакого смысла не имело бы, а любые теории переносов в параллельные миры – их у нас сейчас много рассматривается – неизменно постулируют, что бессмысленных перемещений не бывает… Поэтому перестаньте себя накручивать и понапрасну волноваться за мое здоровье, товарищ бригадный комиссар, и давайте при принятии решений излишние опасения конкретно за меня из условий анализа обстановки исключать…

Вот так оно и получилось в итоге, что Трофимов, под давлением трудно оспоримых аргументов, скрепя сердце принял точку зрения лейтенанта Иванова и согласился в очередной раз на его весьма рискованные предложения. А потом, наутро, события и понеслись вскачь, обгоняя друг друга…

В поселке Янув Иванов организовал пункт временной дислокации, где оставил все излишнее для предстоящих боев и откуда по всей округе продолжили рыскать, отыскивая всякие полезности, поисковые команды.

Захват лагерного сборного пункта – тут все как по нотам прошло, как лейтенант и обещал, это да. Причем атаку на лагерь военнопленных Иванов умышленно начал малыми силами и с демонстрацией неказистых, устаревших пулеметных танкеток. Он уже знал, что у охраны лагеря имеется постоянная телефонная связь со штабом пехотного батальона в Суховоле, и потому разыграл ситуацию так, чтобы немцы, с одной стороны, выслали к лагерю дополнительные силы, но при этом чтобы подкрепление на первый раз было не слишком большим. Чтобы, значит, побольше сил из города к лагерю выманить, двумя частями, и их поочередно бить. Это он хорошо придумал, это грамотно.

Но сразу вслед за этим снова авантюра, это его решение о захвате колонны немецких грузовиков, про которые разведка не знала и, соответственно, не предупредила. Нет, решение оказалось очень удачным, потому что в этой колонне, помимо самих грузовиков и легкового вездехода, тоже не лишних, оказались немецкие писари со всей своей картотекой, и это сильно помогло потом при проведении контрразведывательных мероприятий по пленным. А еще – теперь в распоряжении отряда есть пленный немецкий фотограф со всем своим хозяйством. Но все-таки – снова лишние нервы, и переживай опять за этого инициативного засранца…

Засада на немецкую броню – вот тут Трофимов поволновался изрядно. Он хоть и демонстрировал спокойствие, но в глубине души не очень верил, что там все пройдет без потерь. Все-таки за первые дни войны немецкие броневые части зарекомендовали себя как хорошо подготовленные, опытные и жесткие вояки, легко ломающие все попытки противодействия советского командования. И, кстати, как показала практика, волновался Трофимов не зря, потому что отнюдь не все неожиданности от немцев самоуверенный лейтенант смог предусмотреть… Но, как это ни странно, за счет двойной и тройной подстраховки даже неожиданности в действиях опытных немецких вояк не помешали разгромить их с минимальными потерями.

А эта его задумка с атакой аэродрома – ну ведь чистой воды авантюра, которую неугомонный лейтенант выдумал прямо на ходу, как только осмотрел и оценил трофейные немецкие грузовики. Оценил, прикинул что-то в своей голове и давай приставать: аэродром он атаковать намылился, «…пока время свободное есть…» Нет, ну как вам такое? Оно, конечно, и тут он опять обоснования разные привел, чертяка красноречивый, и опять, если их проанализировать да на складывающуюся оперативную обстановку прикинуть, так и не подкопаешься.

Аэродром близко к Суховоле, по шоссе до него всего ничего, и немцы его, скорее всего, уже заняли, если не своей авиацией, так наземными частями. А тогда именно с него, как с ближайшего, они завтра такую мясорубку в Суховоле устроят, что мама не горюй. Опять же, много нужного и полезного добра от нашей авиации на том аэродроме осталось, а эта хомячиная морда… то есть хозяйственная натура, ну прямо спать не может, так хочется ему на то добро лапу свою загребущую наложить.

Трофимов, уже смирившийся с его выкрутасами, только рукой махнул – пусть уже все идет как идет, и разрешил. А себя постарался убедить в том, что этому удачливому засранцу – то ли в результате везения, то ли опыт и знания из будущего помогают, а скорее всего, все вместе – раз за разом удается выходить сухим из воды, то есть без единой царапины. Но все же волновался, как оно там сложится, с атакой аэродрома… И, увидев при встрече веселую физиономию, вздохнул с облегчением.

– Ну, давай, рассказывай, хомяк ты неугомонный, что ты там на этот раз у немцев такого наотнимал, на том аэродроме?

– Много чего интересного и нам полезного, причем и нашего, и немецкого, мы там захватили, товарищ бригадный комиссар, – с довольной улыбкой ответил Сергей. – Я сейчас даже не могу сказать, чего и сколько, подсчетом и сортировкой трофеев старшина Авдеев заниматься остался. Скажу главное: в результате атаки и последующих действий по введению противника в заблуждение, отломились нам два немецких военно-транспортных «Юнкерса Ю-52», целехонькие! Причем один из них даже очень транспортный, в варианте с грузовыми люками в крыше и правом борту, так что на нем можно перебрасывать легкую технику и даже легкую артиллерию без частичной разборки. Они нам и здесь, в Белостоке, пригодятся, и даже за линию фронта на них, если нужно, запросто летать можно будет. Вот только перегонять их сейчас, без предварительной договоренности, опасно, свои же сбить могут, не с неба, так с земли, поэтому придется вам, товарищ бригадный комиссар, на первый раз все-таки автотранспортом добираться и попутно этот вопрос тоже с командованием согласовывать…

Отход, освоение трофеев, обработка пленных – здесь все прошло без особых проблем, если не считать хамской и позорной выходки его помощника, которого он, Трофимов, не без оснований считал достойным сотрудником «органов» и первым кандидатом на выдвижение. Да, так круто бригадный комиссар облажался с оценкой человеческой натуры, пожалуй, первый раз в жизни – как говорится, и на старуху бывает проруха… Хорошо еще, лейтенант Иванов повел себя достойно и конфликт раздувать не стал, а ведь мог бы. Кстати, судя по некоторым его высказываниям в той ситуации, к органам НКВД лейтенант относится… достаточно критично, что ли. И вообще к советской власти в целом… Оно, конечно, и сам Трофимов ясно видел, что «перегибы на местах» с печальной регулярностью имеют место быть, и далеко не всегда их последствия потом легко исправить можно, и далеко не всегда верховные комиссары потом эти последствия исправлять берутся. Но это, как ни крути, меньшее из зол и неизбежное следствие становления нового социального строя молодой Советской республики, а потому явление временное, так он считал и был в этом твердо уверен. А лейтенант Иванов, похоже, у него, в их реальности, тоже не все так просто и гладко с построением светлого будущего, хотя, судя по опережающей временной шкале, уже давно пора бы… Трофимов, которого эти моменты насторожили, попробовал аккуратно закинуть пару-тройку проверочных вопросов, на что лейтенант Иванов сначала отшутился и ушел от ответа, потом мягко перевел тему, а потом, на третий раз, страдальчески поморщился, мягко, за локоток, отвел бригадного комиссара далеко в сторону от остальных и тихо, но твердо попросил больше подобных вопросов про «политику» не задавать, поскольку для ведения войны эта информация бригадному комиссару совершенно не нужна, а многие знания – многие печали. Многоопытный особист, буквально нюхом почуявший, что лезть дальше с расспросами категорически не стоит, ибо «печали» он потом может просто не пережить, быстро откатил назад и более опасную тему не поднимал, но себе сделал заметку на будущее, чтобы тему провентилировать со старшими товарищами…

А дальше пошла такая война, которую Трофимов, немало повоевавший и много чего повидавший в своей жизни, еще не видел.