«Бычара» сопит, потом выдает результат мыслительного процесса:
- Короче, ящик ему корячится полюбасу.
- Не жилец, — соглашается Дорохов. — Но погреться на этом деле можно неплохо.
- Как?
- Хазар за шефа сильно расстроился. Тому, кто Артамона найдет или подскажет, где искать — тачку крутую. А если кто пришьет иуду, сорок тысяч бакинских получит. Понял?
- Ага.
«Вот так вот, — думаю я, крепко сжав кулаки, чтобы не дрожали руки. — Меня фактически приговорили… Ах, Витек, Витек… Хотя, по всем «зоновским» понятиям я, конечно, виноват. Но я спас хорошего парня — это раз. Спас Надю с детьми — это два. Помог засадить бандитов за решетку — это три. Так что «понятия» идут лесом. Но вот что теперь делать? В камере меня вычислят и убьют, на воле без документов рано или поздно поймают менты — и я опять же попаду в камеру…».
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Omnia mea mecum porto[9]
После всего услышанного и обдуманного приходит вдруг ясная мысль: «Надо бежать! Бежать из машины, из Москвы, из страны. Пока бандитско-ментовский спрут не распустил свои щупальца повсюду».
Конь на груди наливается тяжестью. Сейчас мы с ним союзники. Вспышка холода заставляет меня стиснуть зубы. Щурю глаза, осматриваю внутренности «Уазика», ментов. Чтобы вырваться отсюда, нужно иметь фантастические способности к рукопашному бою. У меня их нет. Поэтому, положившись на коня и слепую удачу, самым жалобным голосом, даже не голосом, а голоском блею:
- Мне в туалет… очень надо!
- Твори в штаны, теплее будет! — немедленно откликается из «курятника» Дорохов.
Все смеются.
- Потерпишь, не беременный, — бурчит старлей.
«Уазик» все так же стоит в пробке. За последние пятнадцать минут мы проехали метров десять.
- Мне очень надо, правда! — я начинаю ерзать, изображая крайнюю степень «хотения».
Пэпээсники невольно пытаются отодвинуться. В «курятнике» ржут. Водитель, недовольно обернувшись на меня, обращается к начальству:
- Дмитрич, может эта… Изгадит же машину!
- А если он сорвется?