Раненый снова начал жаловаться на боль — нога распухала. Боец по-прежнему докучал товарищам просьбами выйти и проверить, не оплели ли побеги корпус вертолета. У него развивалась маниакальная фобия. В отсутствие медика было невозможно понять, что это: психическое расстройство или следствие укуса неведомого растения. Второй спецназовец был вынужден по одному или два раза в день выходить из вертолета, обходить его и сообщать об отсутствии опасности. Нервозность нарастала. Между уновцами возникла явная неприязнь из-за постоянных страхов и жалоб раненого. Со временем он стал просить, а потом и требовать, чтобы они улетали из этого места, где растения охотятся на людей. Ему объясняли, что в таком случае отряд, ушедший в метро, их не найдет и погибнет; взывали к его долгу и мужеству. Но раненый ничего не хотел слушать — его страхи были сильнее.
Родионов стал серьезно опасаться за рассудок товарища. Он не мог предложить спецназовцу ничего, кроме спиртовых компрессов и обезболивающего. Раненый выходил из-под контроля, становился агрессивным, никого не слушал. И по-прежнему все время твердил, что чувствует, как побеги заползли в вертолет.
К концу второй недели случилось еще одно событие: пропал Тузик. Раньше, даже если его не было видно на обзорных мониторах, постоянно двигающуюся точку можно было наблюдать на эхорадаре. Но в этот день, с самого утра, ни самого Тузика, ни его изображения на радаре не было. Спецназовцы, и даже сам Родионов, увидели в этом какое-то дурное предзнаменование. Просмотрели вчерашнюю запись с камер наблюдения и эхорадара. Увидели, что вечером Тузик, как ни в чем не бывало, забежал в свою «будку», но так из нее и не вышел. Родионов увеличил изображение будки. Тузик лежал там. Насколько позволяло разрешение экрана, они рассмотрели, что глаза у него широко раскрыты и мутно смотрят прямо на вертолет. Так собаки не спят — зверь явно сдох.
Это расстроило и встревожило уновцев. Конечно, животное-мутант могло умереть от старости или болезни, но вчерашнее его бодрое состояние не давало к этому предпосылок. Спецназовцы настояли на вылазке. Родионов согласился и даже сам решил принять в ней участие. Он и здоровый спецназовец оделись и вышли. Подошли к будке. По мере приближения создавалось впечатление, что Тузика удерживает какая-то паутина или длинная трава. Но когда подошли — увидели, что десятки побегов-нитей серо-зеленого цвета буквально пронизывали трупик насквозь. Нити, обвившие Тузика, стелились по земле, разделялись и соединялись вновь. Они шли к ближайшему кустарнику и точно так же пронизывали его ствол. То же самое наблюдалось и с двумя молодыми деревцами, росшими рядом с кустарником. Нити немного блестели на солнце. Если приглядеться, то становилось видно, что они неровной паутинной полосой сходили с «трибуны» амфитеатра. По центру этой полосы шел коричневый побег, от которого эти нити и росли. Паутина ползла в стороны. Встречая на своем пути траву, кусты, деревья, другие растения, она впивалась в них и становилась с ними одним целым.
Осматривая паутину, Родионов вернулся к трупу Тузика. Живот мутанта впал, ребра стали выделяться еще сильнее. Нити, в месте соединения их с трупом, слегка пульсировали и имели красноватый окрас. Не было сомнений — они пожирают труп.
Летчик присел у края паутины. Кончики нитей едва заметно шевелились и удлинялись. Они росли, ища новую добычу. Алексей потянул спецназовца за руку, и они пошли обратно.
В вертолете Родионов сразу подошел к обзорному монитору, увеличил изображение «будки» и включил запись с инфракрасной камеры наблюдения. Красно-оранжевое пятно Тузика еще в два часа ночи спокойно спало в своем убежище. Потом зверь задергался, попытался убежать, но какая-то невидимая в инфракрасном свете сила не отпускала его. Он упал и еще в течение нескольких часов дергал лапами.
Спецназовец сообщил:
— Я такого не видел. Сколько вылазок на поверхность в Москве делал — ни разу такого не встречал. И от других сталкеров не слышал.
— Наверное, это какая-то крайняя форма мутации, возможно, что-то среднее между растениями, грибами и животными, — задумчиво произнес летчик. — Эти твари явно питаются органикой, убивая и паразитируя. Значит, ты, браток, не ошибся, — обернулся он к раненому. — Оно хотело тебя съесть. Если такая дрянь залезла в местное метро — всем хана! И нашим ребятам — тоже!
Родионов был недалек от истины: увиденный ими мутант поглотил всех животных и паразитировал на всех растениях в радиусе нескольких километров от своей сердцевины. Его корневища заползли в метро и захватили станции Автозаводской линии, начиная с Партизанской и восточнее. Но корневища были не так опасны, как наземные побеги, и даже использовались жителями Муоса в быту. Они называли их «лесом».
Когда-то лес был одной маленькой мутировавшей одноклеточной водорослью, обитавшей в радиоактивной луже на задворках бывшей исправительной колонии в районе улицы Ангарской. Водоросль случайно столкнулась с другой водорослью. Обычно в таких случаях более сильная клетка поглощала слабую. Но сейчас произошло по-другому. Мутировавшая клетка пробила мембрану обычной, внедрила туда тонкую нить своей цитоплазмы, достигла ядра и посредством слабых электро-нервных импульсов подчинила клетку себе. Она стала поглощать вырабатываемые подчиненной клеткой вещества. Вскоре мутировавшая клетка поделилась. Потом захватила несколько других водорослей, одну или две амебы и одну инфузорию. Все клетки были подчинены ею и управлялись посредством цитоплазменных нитей. Материнская клетка уже перестала вырабатывать питательные вещества — ими ее снабжали подчиненные клетки. Единственной ее функцией было управление несколькими десятками прилепленных к ней клеток. Водоросль, или как ее потом назовут, лес, разрасталась. Уже сотни, тысячи клеток образовывали одну большую колонию, соединенную нитями с центральной клеткой-администратором. Уже одной клетки было недостаточно, чтобы управлять столь большим организмом. Материнская клетка слилась более тесными связями с соседними клетками. Начал образовываться ствол-мозг.
Рывком в развитии леса явился первый захват многоклеточного организма — тростника, росшего прямо в луже. После этой победы темпы роста организма увеличивались. Маленькие нити, а потом и большие побеги стали расползаться вокруг ствола-мозга, захватывая все новые и новые растения и животных. Животные были неудобны для паразитирования — они убегали, разрывая тонкие связующие нити. Поэтому ствол-мозг выработал стратегию, по которой каждое животное сначала частично парализовалось посредством впрыснутого яда, а потом из него высасывались все питательные вещества. В отношении растений лес, как правило, ограничивался только паразитированием.
Уже сотни тысяч и миллионы травинок, кустов, деревьев входили в гигантский конгломерат леса, опутанного толстыми и тонкими нитями. У леса появились нападающие органы — шишки, а также боевые побеги, которые могли нападать и захватывать живые организмы и достаточно быстро передвигаться на поверхности. Разросшийся ствол-мозг достигал десятков тонн и давно уже раздавил материнскую лужу. Теперь ствол-мозг на девять десятых был погружен в грунт, и только двухметровый уродливый холмик с сотнями отходящих от него побегов напоминал, что это — центр гибрида.
Однажды лес попал в метро. В полость туннелей и станций вползло корневище растения. Его чувствительные нити-щупальца сигнализировали о присутствии большой массы людей. Нескольких он поймал в свои сети и переваривал. Но после этого люди стали осторожны и практически не попадались лесу. Со временем одичавшие предки будущих лесников стали поклоняться лесу, почитая его божеством, и сами носили ему свою добычу.
После случая с Тузиком состояние раненого спецназовца резко ухудшилось: бойцу постоянно мерещились побеги и нити, которые подбираются к нему. Он то и дело стряхивал их с себя, отползал в угол, ошалело глядя по сторонам. Опасаясь, у него забрали оружие. Но ночью, пока его товарищи спали, боец перерезал себе вены.
Несмотря на произошедшее, изменить место базирования вертолета было невозможно из-за строгой договоренности с отрядом. Погибшего похоронили, а побеги, разраставшиеся по территории амфитеатра, выжгли огнеметом. Каждый день Родионов с оставшимся спецназовцем поочередно делали обход арены. Мутант с разных сторон пытался заползти в амфитеатр. Если он пересекал дозволенную границу, ему отстреливали побег и обрубали нити.
То ли из-за близкого присутствия леса, то ли из-за огня и стрельбы другие хищники не заходили в амфитеатр. И Родионов со спецназовцем проживали день за днем в относительной безопасности.
Впереди послышался звук, похожий на скрип двери, открываемой сквозняком. Юргенд, особым способом приложив руки ко рту, издал такой же звук. Это бы условный сигнал. Через несколько минут они встретились с еще одной бригадой, вернее тем, что от нее осталось: семеро диггеров, двое из которых были ранены.
Бригадиром этой группы был Гапон — невысокий мужчина, все тело и лицо которого было испещрено шрамами и рубцами. Он сухо поздоровался с Юргендом, грустно посмотрел на Радиста и Расанова и быстро доложил: