Муос

В соответствии с Конвенцией, всякий, кому удавалось достичь Нейтральной, становился гражданином этой станции. Но возврат на родину беженцам был заказан. Поэтому на станции собрались, главным образом, изгои: мутанты, преступники, повстанцы со всех уголков Муоса.

Здесь разводили кур и свиней, которых кормили слизнями. Слизней, в свою очередь, собирали в туннелях, а также в норах, прорытых змеями. Ежедневно группы людей уходили для сбора слизней, рискуя встретиться со змеями или диггерами — и далеко не каждый день они возвращались в полном составе. Но станция жила, выполняя свою задачу.

Радист молча шагал неподалеку от Светланы, изредка отрывая глаза от своих грязных сапог. Лихорадка боя и пережитое волнение сменились тупым безразличием, он просто подчинялся общему ритму.

Вход на станцию закрывали тяжелые ржавые ворота с тремя рядами бойниц. Чтобы развести их, потребовались усилия чуть ли не десятка человек. Картина, открывшаяся взору, напомнила Радисту термитники, виденные в одной из книжек, которые он листал в детстве. Сотни дотов с амбразурами вместо окон громоздились друг над другом, уходя под самый потолок. Доты, наверное, были построены в разное время и по разным технологиям: из кирпича, бетона, глины и еще какого-то неведомого материала. Главным образом они служили жильем, но при набегах врагов каждый такой дом становился крепостью. К дотам вели шаткие лестницы, которые, в случае необходимости, легко убирались. Следы былых боев были видны повсюду: как минимум два мощных взрыва в свое время разрушили часть строений.

С Нейтральной шел туннельный переход к станции Октябрьская — Московской линии Минского метро. Имелся еще один переход — через общий для двух станций вестибюль. Кроме того с разных сторон сюда подходили норы, которые также нужно было охранять. Одним словом, жизнь на Нейтральной была очень неспокойной, и ее жители находились в постоянной боевой готовности. Может, поэтому они были так недоверчивы и агрессивны.

Партизан и уновцев встретили недружелюбно. Видимо, так здесь принимали всех чужаков.

Лекарь и другие бойцы занялись ранеными. Радист вызвался помочь. Ему хотелось как-то искупить свое трусливое бездействие в бою и отвлечься от гадких, не оставлявших его мыслей. Раненых перенесли в лазарет — большую пещеру, вырытую в твердой породе одной из стен станции. Раненых и больных здесь не жаловали.

Медицинским обслуживанием населения станции в триста человек занимался один врач по кличке Мясник, сбежавший от властей Центра. Его история заслуживает отдельного рассказа. Настоящее имя его было Виктор. В клинике Центра он был самым искусным хирургом и делал сложные операции. Но, как часто случается, талант у него сочетался с пороками. Мясник любил роскошь и оперировал небескорыстно. Собственно, на здоровье и ощущения своих пациентов ему было плевать — его интересовала только плата за их лечение. Готовясь к очередной операции, врач тренировался на трупах трагически погибших граждан Центра. Но иногда ему был нужен «живой материал» — и несколько раз перед оперированием высших чиновников Центра Мяснику разрешали использовать мутантов, которые в Центре не имели никаких прав. Но движимому неуемной гордыней и жаждой наживы эскулапу этого было мало.

В терапевтическом отделении клиники, которым заведовала подруга Виктора, один за другим стали умирать пациенты. Их тут же отвозили в хирургию, где Мясник практиковал свои научные опыты. Но одному из таких несчастных удалось бежать. Он-то и поведал, что отвезли его туда Виктор со своей подругой еще живым, накачав при этом опием. Из-за какой-то врожденной устойчивости к этому наркотику, он не впал в забытье даже от убойной дозы и слышал высказанные вслух горделивые мысли врача, планировавшего на заведомо живом человеке опробовать новый хирургический метод. Первый же надрез скальпелем окончательно привел беднягу в чувство, и ему чудом удалось бежать, а потом сообщить о враче-садисте следователям Центра. После этого оба нечистоплотных медика были задержаны.

Когда Виктор уже находился под стражей, его бывшие коллеги дружно давали против него показания, и хирургу грозила высылка наверх. Но несколько спасенных им пациентов, а также родители спасенных детей, искренне веря, что обвинения в адрес врача являются ложными, устроили Мяснику побег и вывели его из тюремного бункера, а затем помогли покинуть пределы Центра. Так он оказался на Нейтральной, где уже слышали о его «проделках». Но здесь принимали всех, независимо от того, кем они были в прошлой жизни. Лишь бы беглецом соблюдались законы станции. Виктор принял эти законы, но нелицеприятная кличка осталась при нем.

Бегло осматривая раненых, Мясник равнодушно и цинично высказывался, не заботясь о том, слышат ли его пациенты:

— Этот через неделю на своих двоих свалит из лазарета.

— Этому руку по локоть… нет, по плечо ампутируем… Да не ссы, без руки — не без…

— А этого, чувствую, завтра слизням понесем…

Когда тяжело раненный боец вытаращил глаза на врача, а его друзья что-то собирались возразить, Мясник злобно опередил их:

— Че сопли распускаете? Я говорю, как есть. Все мы сдохнем рано или поздно. У меня вот в лазарете дюжина детей с кровянкой, все они знают, что концы отдадут, и то не плачут.

Тут Радист посмотрел в дальний угол лазарета. Единственная тусклая лампочка не давала достаточно света, поэтому он сразу не заметил, что там кто-то есть. Пять-шесть девочек и столько же мальчиков в возрасте от трех до двенадцати лет, сбившись в кучу, беспомощно лежали на каком-то настиле. Все они были поражены чудовищным вирусом, созданным в секретных лабораториях и мутировавшим в результате облучения. Дети умирали медленно и мучительно. Кровь сочилась у них отовсюду: из носа, ушей и даже глаз. Малыши были похожи на демонов из самых страшных фантазий.

Радист замер и не мог тронуться с места, а Мясник, заметив его реакцию, презрительно усмехнулся и сказал:

— Не бойсь, вирус так просто не передается… — И добавил грубо: — Ладно, посторонние, проваливайте… Остапа, дай этому молодцу наркоз.

Остапа, его помощница, была из мутантов: из левого рукава вместо кисти у нее выглядывало щупальце. Неожиданно ловко она обвила щупальцем запястье одного из бойцов и стала делать рукой инъекцию мутного опийного экстракта из мака, выращенного на партизанских плантациях. Боец придурковато заулыбался, закрыл глаза и обмяк. Мясник тем временем пережал жгутом покалеченную руку бойца, подтянул к себе столик с простейшим хирургическим инструментом и пилой, готовясь приступить к процедуре ампутации, не обращая никакого внимания на своих недавних слушателей. Радист не мог больше находиться в лазарете и быстро вышел вместе со спецназовцами.