Муос

Девушка с нескрываемой насмешкой ответила:

— Очень смелое заявление, Голова. Но и на этом — спасибо.

— Вы там поосторожней в Проходе…

Атаман повернулся к Купчихе, которая по-прежнему хмурилась, не желая простить ему вымогательство, и так же тихо сказал:

— Нам тоже надо как-то жить, Купчиха, пойми… — Потом, опередив вполне предсказуемый ответ Купчихи, обернулся к дозору и крикнул: — Открывай ворота!

Дозорные раздвинули массивные створки, пропуская отряд. Как только вторая дрезина вошла в Проход, ворота поспешно, с грохотом захлопнулись.

В Большом Проходе стояла абсолютная тишина. Ни падающих капель воды, ни шуршания грызунов или посвистывания сквозняков. Даже со стороны Нейтральной не было слышно ничего, как будто она располагалась не за спиной на расстоянии в десять метров, а за сотни километров. Парадоксальная акустика туннеля не позволяла слышать даже собственное дыхание. Как крик сквозь подушку, долетела команда Дехтера:

— Держаться всем вместе, не расходиться!

Ему возразил таким же приглушенным криком Ментал:

— Вместе нельзя! Лучше цепочкой, друг за другом!

Хотя Ментал и капитан стояли на расстоянии пяти шагов, они должны были кричать до боли в глотке. И все равно их слова долетали до членов группы как будто издалека.

Дехтер решил, что в части непонятных явлений лучше прислушаться к мнению Ментала, и скомандовал:

— Веревку!

Он подошел к голове колонны и привязал веревку к ремню одного из бойцов, жестом приказав первой паре идти вперед. Когда те прошли несколько метров, включил в цепочку еще двух спецназовцев. Отряд, как исполинская гусеница, медленно пополз сквозь таинственный переход.

Тишина парализующее давила. Светлана несла на руках Майку, арбалет болтался у нее за спиной. Девушка что-то неслышно говорила крохе, которая положила головку на ее плечо, спрятав лицо в волосах своей новой мамы. Радист шел рядом, чтобы в случае опасности защитить их.

Они шли уже часа два и должны были преодолеть не меньше пяти километров. Радист решил, что он ослышался по поводу длины Большого Прохода, иначе отряд давно бы уже его миновал. Туннель подымался в гору (об этом им нейтралы тоже ничего не говорили), и те, кто сидел на велодрезинах, еле-еле крутили педали. Лучи фонарей стали как будто короче, а движения становились все замедленней.

Наконец они увидели ворота. Радисту хотелось быстрее покинуть этот опостылевший ватный туннель и вывести отсюда Светлану и Майку. Он взял девушку за локоть и пошел с нею вперед. Ворота раскрылись, и они вошли на Октябрьскую — станцию Центра. Здесь было необычно чисто и светло.

Их встречали. У Игоря сжалось сердце. На платформе стояли человек сто мужчин и женщин. Они выстроились поперек платформы в несколько ровных шеренг. Все они были в нацистской форме, почти в такой же, какую носили русичи на родной станции Радиста. Только на повязках вместо свастики можно было различить зелено-белый орнамент — видимо, какой-то местный символ.

Уновцы, воспитанные на неприятии фашистской идеологии, остановились и невольно приподняли стволы автоматов. Но ходоки знаками показали, что здесь бояться нечего, расслабьтесь, мол. Отряд вошел на платформу.

Но почему так трудно идти?! Почему все происходит так медленно?!