– О, я раба твоя, послушна воле царской.
– Не рабой, а любимой женой будешь мне. Прочих жен и наложниц в прислужницы тебе дам! Царство унаследуешь и владычество безраздельное обретешь!
– С легким сердцем исполню приказ!
– Этим орудием проложишь путь к вершине, – сказал царь, вручая женщине оловянный меч, – а утром я жду новостей.
До земли поклонилась купчиха царю, покинула палаты и припустила домой. Ласково встретила мужа, накормила любимыми кушаньями, поднесла вина, и еще поднесла, и еще. Хмельной, улегся купец спать. А жена вошла к нему, и, ничтоже сумняшеся, без страха и трепета, размахнулась мечом и, что есть силы, ударила им спящего. Оловянный меч разломился пополам. Купец пробудился, трет шишку на лбу, кричит: “Кто ударил меня?” Тут жена впервые испугалась, выпалила: “Спи, милый, вино тебе в голову ударило, или сон привиделся!” Утром спрятала обломки меча, боясь, как бы муж не узнал, и к царю не пошла.
Не дождавшись купчихи, царь послал за ней. Та явилась, страх и досада на лице.
– Убила мужа, красавица? – спросил монарх.
– Нет, – потупившись, ответила она.
– Пожалела? Или любишь его?
– Не о том речь, владыка, – осмелев, проговорила жена купца, – меч, что ты мне дал, – никуда не годен, сломался надвое, и рухнул твой план! Я ли виновата в этом?
– Жди в этой комнате, женщина! – промолвил царь, пряча ухмылку.
Монарх вошел в диван, где собрались визири. Он приказал позвать купца и велел тому поведать историю отвергнутой женитьбы. И торговец выложил все без утайки, ничего не прибавляя и не убавляя, а визири почтительно слушали. Затем царь отправил купца восвояси и кликнул из соседней комнаты купчиху, глянул на нее строго и потребовал немедленно и без оглядки на стыд правдиво рассказать о перипетиях минувших дня и ночи. И нехотя подчинилась она, и исповедь ее воочию явила проницательность восточного царя. А что же визири? Те жадно внимали, разинувши рты, мучимы сознаньем своей слепоты.
“Вот нагляднейшее свидетельство женского вероломства!” – воодушевленно воскликнул Забара и, забыв о размолвке, горячо пожал Эйнану руку. Физиономия последнего выражала многозначительность и глубокомыслие. “Нет предела коварству женщины, – продолжил Забара, – она и убить готова, и над мертвым мужем надругаться может! И я знаю историю пострашнее твоей!”
Удивительный обычай соблюдался в одном заморском государстве. Ежели провинится кто перед царем, и владыка велит преступника повесить, то тело казненного будет предано земле лишь через десять дней. А до сего срока оно должно висеть в назидание подданным. Самое же необычайное состояло в том, что повешенного надлежало охранять вельможе, на которого падет выбор царя. А зазевается высокопоставленный страж, и украдут родичи тело единокровника, чтобы схоронить его, в тот же день вельможу самого вздернут на освободившейся виселице.
Как-то взбунтовался против царя некий вассал, и монарх без промедления решил судьбу бунтовщика, и тот окончил жизнь с веревкой на шее. И, согласно обычаю, знатный вельможа заступил на охрану. Спустилась ночь. Вдруг вдалеке раздался плач. Страж прислушался. Голос крепчал. Послышались стоны и вопли. “Что это значит, отчего и почему?” – спросил себя караульный. Плач не утихал, и любопытство одолело страх самому быть повешенным, и вельможа, вскочив на коня, помчался на крик.
Подъехал всадник к кладбищу и видит, молодая женщина пала ниц перед свежей могилой и рыдает, и кричит, и воздевает руки к небу, и рвет на себе волосы.
– Отчего ты ночью одна на кладбище, глупая женщина? – спросил вельможа.
– О, господин мой! – вымолвила несчастная, прервав рыдания, – я любимого мужа схоронила!
– Опасно здесь в такой час. Ступай домой, днем наплачешься вдоволь.
ebooksa