Она стояла памятником его трудолюбию и упорству, а также своеобразным укором, ведь для её повторного розжига Митяю придётся заменить всю футеровку. Поэтому, чтобы не повторять своей не такой уж и большой ошибки, благодаря которой он тем не менее имел под рукой прорву ковкого железа, неплохой стали и чугуна, а также почти сотню готовых отливок, изготовленных по парафиновым моделям, он построил малую, как он говорил Крафту, лабораторную плавильную печь. В ней он расплавил самородное железо, которого нашел всего тридцать два килограмма, и медь, её у него набралось много больше, почти триста килограммов, выплавил семьдесят три килограмма олова и получил в итоге оловянистую бронзу. Вслед за этим тут же наделал труб, спаяв швы бронзой, и, наконец, оборудовал себе в доме душ, ванну и раздельный ватерклозет, в котором имелись отдельно унитаз с нормальным водопроводом вдобавок к керамической канализации, какая запросто переживёт даже чугунные трубы. Вот только писсуар у него имел слив не в канализацию, а в специальную ёмкость для сбора мочи за домом, установленную в утеплённой на зиму яме. Моча была нужна для выделки шкур. Для этого он даже не брезговал свиной и козьей мочой. Всё равно после промывки в Марии выделанные шкуры уже не пахли этой специфической жидкостью жёлтого цвета и из них можно было смело шить меховую одежду.
Как только выпал первый снег, Митяй стал ездить на охоту, благо это не занимало много времени – два, максимум три часа. Ему были срочно нужны шкуры, и к тому же в большом количестве. Он завалил ещё пять гигантских оленей и двух шерстистых носорогов. О прекрасном мясе последних он особенно сокрушался, так как убил их только ради шкур и взял лишь немного мяса, всего каких-то полтонны, правда, при этом ещё и получил большое количество отличной мягкой шерсти. Поэтому шкуры носорогов после мездрения он, невзирая на то что уже было очень холодно, но Мария ещё не встала, хорошенько промыл проточной водой, а потом, просушив их, состриг шерсть и свил из неё добрых шестьдесят килограммов шерстяной нити для вязания.
В этом плане его также радовали козочки, которых он взял за правило по часу в день, кормя деликатесами, вычёсывать, добрыми словами поминая Адмирала, их учителя труда в школе. Василь Прокофьевич хотя и был капитаном третьего ранга в отставке, чего только не умел делать руками, и это на его уроках Митяй научился прясть пряжу, вязать, плести макраме и кружева, а также научился горшечному делу и даже пытался построить на даче печь для обжига, но мать отговорила, да и свободного места не нашлось. Однако шкура шерстистого носорога была нужна Митяю вовсе не для того, чтобы переводить её на замшу. Она была такая толстая и прочная, что лучшего материала на изготовление подмёток уже и не найти, а обувь ведь тоже имеет свойство изнашиваться. Поэтому одну шкуру он сразу же порезал на куски, согнал с неё волос и подверг спиртовому дублению с использованием танина, добытого из коры дуба, после чего пересыпал сухой глиной, чтобы не слиплась, сложил в стопку и навалил на неё сверху чугунных и стальных чушек, так что вскоре должен был получить целых восемнадцать квадратных метров прекрасной подошвенной кожи и мог начать тачать себе сапоги и ботинки.
Шкуру второго носорога он просто засолил и скрутил в рулон, чтобы разобраться с нею позднее. На что её пустить, на ремни или оббить ею будку, он не решил, хотя, если честно, тёплая непродуваемая будка ему всё же была нужнее, чем ремни, ведь лошадей у него пока что не было, да и когда они появятся, чтобы ему пришлось освоить ещё и профессию шорника?
В общем, всю осень Митяй, как обычно, трудился не только обустраивая свой быт, но и занимаясь другими, ничуть не менее важными делами, хотя давно уже и не совершал никаких титанических подвигов, достойных Геракла. Природа напомнила о том, что ещё совсем недавно был ледниковый период, сначала мощным снегопадом, а затем морозами ниже тридцати градусов, но Митяя они нисколько не пугали. В доме было тепло, ведь он топил сразу четыре печки с жидкотопливными горелками. Как только у него появилась возможность паять железные трубки различного диаметра, он тут же переоборудовал все печные горелки и навсегда избавился от керамических, с которыми было столько возни. Это повысило пожаробезопасность его жилища чуть ли не в разы и высвободило много времени, но вместе с тем у него тут же появились новые проблемы. Митяю стали сниться женщины, и эти сны порой были просто мучительными для молодого, сильного и энергичного парня. Весь конец ноября и декабрь Митяй много времени проводил в кузнице. Соорудив себе в помощь самый простой механический молот с кривошипношатунным механизмом, приводившимся в движение мотоциклом, он ковал всякую всячину из железа, по большей части топоры, ножи и наконечники для копий, чтобы весной сесть в Шишигу и поехать на поиск людей, найти и выменять себе хотя бы завалящую подругу. Ещё и поэтому Митяй взялся за своё любимое дело – изготовление украшений и ювелирных изделий для будущей дамы сердца. Токарный, фрезерный и сверлильный станок, а также фефку и небольшой компрессор он брал с собой в горы специально для этого. Правда, после того как он привёл бы кордон в полный порядок, к нему должна была перебраться из Апшеронска одна его хорошая знакомая. Теперь эта девушка сделалась для Митяя недоступной.
Хотячка у него всё усиливалась и усиливалась, а потому ему приходилось не сладко. Однако во второй половине декабря у робинзона появилась новая забота, если не сказать напасть, и он на какое-то время забыл о бабах. Впрочем, в той ситуации, с какой он столкнулся, обо всём, что угодно, забудешь, причём надолго. Если хочешь жить.
Нет, он, конечно, был в куда более выгодном положении, чем даже высаженная на льдину полярная экспедиция. У полярников припасов было не в пример больше, чем у него, но они-то дрейфовали на льдине там, где постоянно стоял жуткий колотун. Митяй находился в одном из самых прекрасных мест Северного Кавказа, в Апшеронском районе Краснодарского края, и чего только у него тут не было, помимо четырёх времён года. Он ведь ехал на зимовье, причём на целых четыре года, с кордона же надолго не уедешь, с него мигом сопрут всё, что только можно, а потому хорошо затарился самым разным полезным хабаром. На льдине, как ни крутись, ничего не выкрутишь, кроме дырки во льду, а вот в его владениях чего только не было. Поэтому Митяй, не привыкший сидеть сиднем и играть в карманный бильярд, стремился сделать как можно больше. Это превратилось для него в какое-то спортивное состязание, но подспудно он мечтал о подруге на всю оставшуюся жизнь, причём о верной, а потому хотел превратить свой большой дом в полную чашу. Не то чтобы Митяй считал женщин примитивными существами, но полагал, что нормальная баба, без тараканов в голове, никогда в жизни не сбежит от доброго и ласкового мужика, руки у которого растут из плеч, а не из задницы. Он и на охоту ездил только для того, чтобы хорошенько затариться мехами и обрядить в них подругу, если ему с этим делом повезёт.
Правда, охотничий сезон у Митяя выдался коротким: в январе морозы быстро загнали его в дом, но всё те же морозы накрепко сковали льдом Митяйку, Нефтянку и Марию, а потому охота сама пришла в его латифундию. Когда Митяй в первый раз увидел утром с крыши наблюдательной башни, что его скотный двор окружила стая волков, то не на шутку разозлился. Более того, с десяток волков пытались прорыть крышу его склада с мясом и рыбой, отчего он невольно подумал: «Да, не имей я наблюдательной башни и пойди сейчас в гости к свинухам, и мне и Крафту точно пришел бы конец».
Он спустился вниз, зашёл на вещевой склад, достал из оружейного шкафа карабин «Тигр-9» с оптическим прицелом и принялся снаряжать патронами магазины, злорадно улыбаясь. Волков он не любил, как и махайродов. Очень уж они напоминали ему сомалийских пиратов, а тех он просто ненавидел. К «тигру» у него было пять пинков патронов, Ашот Вартанович так и сказал ему:
– Дмитрий, бери «тигр», это та же самая эсвэдэшка, только калибра девять и три десятых миллиметра. Браконьеры только тех егерей и боятся, которые «тиграми» вооружены. Им ты любой джип мигом, с одного выстрела остановишь. И патронов тоже бери побольше. Главное, чтобы ты отвадил их с моего кордона навсегда.
Ну, волки – это те же браконьеры. Джип не джип, а шерстистого носорога с расстояния в двести метров пуля весом в девятнадцать граммов убивала наповал, как и гигантского оленя. Взяв с собой целую сотню патронов, Митяй вышел из дому и направился к северной стене. Хорошо, что он поднял стены вокруг дома так, как и планировал. Посередине каждой стены и по углам он устроил площадки для стрельбы по хищному зверью. Поднявшись на северную площадку, он сразу же открыл по волкам, пытавшимся добраться до его мяса, с дистанции в полторы сотни метров беглый, но прицельный огонь. Сбежать смогли только три громадных волка очень светлой масти.
Спустившись вниз, несостоявшийся егерь зашёл в гараж, запалил самодельную бензиновую горелку с большим металлическим кожухом и сунул её под Шишигу. Через полчаса та завелась с пол оборота, и Митяй выехал из гаража. Через пять минут он уже ехал к скотному двору. Подъехав поближе, он остановил машину и принялся расстреливать волков с расстояния в сотню метров, не вставая с сиденья, и стрелял до тех пор, пока те не поняли, что им нужно срочно сваливать. Кажется, он всё-таки замочил их вожака, так как в большой стае – а волков было за сотню – тут же началась свара, но, так или иначе, волки убежали.
Всего в тот день Митяй подстрелил девятнадцать волков и всех перевёз во двор, после чего не спеша содрал с них шкуры, оттаивая быстро замёрзшие в камень туши в гараже.
Волки наведывались к нему трижды, а потом ещё и подвалила однажды стая из восьми махайродов, но он сразу же пристрелил вожака, и те мало того что сбежали, так после этого больше не показывались. И вот что интересно: сигнальные огни, горевшие и днём и ночью, ни волков, ни махайродов совершенно не пугали.
Освежеванные волчьи туши он увёз на Шишиге километров за десять от своей латифундии и там выбросил в лесостепи, предварительно вырезав из них пули. Свинец был для него очень ценным металлом, а сфалерита он пока что в галечниках не нашел, но знал, что на Северном Кавказе этот минерал точно есть, и будет очень хорошо, если ему удастся найти его пораньше, пока не крякнутся аккумуляторы. Помимо всего прочего, Митяй по вечерам сидел за компьютером и энергично сводил всё, что он находил на дисках, в один общий справочник с таким расчётом, чтобы распечатать его самым мелким шрифтом и снабдить фотографиями, ведь рано или поздно его нотик помрёт, как и попугай Гоша, и тогда ему придётся заново изобретать все велосипеды.
Дисков он купил много, причём налегал в основном на справочники, даже не мечтая, что просмотрит их все, и теперь, когда у него появилось много свободного времени, ему следовало заняться именно этим. Ноутбук «Тошиба» он купил совершенно новый, как и принтер «Эпсон» к нему с большим запасом картриджей, чтобы фотографировать растения, зверей, птиц и потом распечатывать их. Теперь куда важнее для него было распечатать совсем другие материалы и этим он намеревался заняться после Нового года, который ему совершенно не хотелось встречать. Однако он всё же наготовил всяких деликатесов, накрыл знатный стол и сел за него вместе с Крафтом. Так они и встретили Новый, 03-й год. Митяй хотел было выпить, да передумал и сразу после двенадцати лёг спать.
На следующий день он проснулся в семь утра, поднялся на наблюдательную башню, оглядел окрестности, спустился вниз, умылся и отправился на скотный двор, кормить свиней и коз. Свиньи к нему уже вроде бы привыкли, хотя он держался с ними настороже, а вот козочки так и норовили боднуть, несмотря на то что некоторым нравилось, когда их вычёсывали, в овчарне ведь было тепло. То ли ещё будет, когда эти серые бестии подрастут.
Наполнив кормушки свиней силосом с картошкой и топинамбуром, Митяй, пока те чавкали, рассыпал по деревянному полу опилки пополам с сухой травяной сечкой, убрал и свёз навоз в навозохранилище и отправился к козам. Там он проделал всё то же самое, только засыпал в кормушки сено, прибавив к нему немного силоса и клубней топинамбура. Хотя козы давали навоза за сутки меньше, чем свиньи, он убирал его каждое утро, засыпая доски сечкой, и потому, вычёсывая козий пух, ему не приходилось сначала вытаскивать из него козьи орешки. После этого он переоделся, тщательно запер всё и пошел в дом. «Тигр», разумеется, был при нём, он сменил «ремингтон». Позавтракав тем, что осталось со вчерашнего ужина, Митяй набрал полную корзинку съестного и отправился в мастерскую. Вот уже почти неделю он экспериментировал: варил в тиглях смальту различных цветов и отливал из неё шарики для бус, но пока что не получил чистых и ярких цветов, хотя бусы у него получались довольно неплохие. Впрочем, те бусы, которые он вытачивал вручную из камня, выходили всё же гораздо ярче, красивее и наряднее.
Митяй привёз с Асфальтовой горы несколько больших глыб плотного песчаника, с помощью молотка и зубила вырубил полдюжины точильных камней и смастерил точильный станок с корытцем для воды. Не наждак, конечно, но с водой на этом станке можно было точить топоры, ножи и наконечники для копий. Жаль только, что он совершенно не годился для вытачивания бус из различных пород камня, а имеющиеся у него наждачные круги для заточного станка он жалел и выточил всего лишь три большие нитки бус из самых красивых минералов. Зато куда больше он изготовил украшений из оленьего рога и кости, а теперь переключился на смальту.
Митяй заложил в три небольших ковша шихту, запалил горелки и решил сходить в литейку. С утра стояла морозная, ясная погода, но когда он вышел из мастерской, то заулыбался – всё небо затянули тучи, пошёл снег и стало ощутимо теплее. Мигом забыв, что ему было нужно в литейке, он вернулся в мастерскую и приступил к работе, прерванной из-за сильных холодов, продолжил мастерить снегоход, а для этого у него было уже почти всё готово, оставалось только изготовить лыжи, широкую опорную и узкую рулевую. Делать их деревянными он не хотел. Вдруг сломаются в дороге, и тогда не снегоход повезёт его, а ему придётся тащить на себе мотоцикл по глубокому снегу.