Хроники Шеридана

22
18
20
22
24
26
28
30

Потом какая-то птица долго оплакивала разорённое гнездо, в сухой листве деловито перекликались мыши, распевал песни жук под корою гнилого дерева… Коротышка весь превратился в слух, забыв о себе, о товарищах, о всаднике с волчьей головой.

Так просидел он до утра.

Пробудившийся лес спел ему гимн во славу вновь родившегося солнца, ночные говоруны затаились в своих убежищах, – лишь тогда он опомнился и пошел будить спящих. О своем новом умении он ни сказал им ни слова – побоялся, что поднимут на смех. Да и вообще…

Потом они вышли к реке – она в этом месте делала поворот. Искупались, сполоснули одежонку. Гилленхарт нырнул и вытащил большого рака. Наловчившись, натаскали раков целую кучу. Ла Мана нашёл кремень, долго бился, но добыл-таки огонь.

– Слава Пресвятой Деве!– обрадовались путники. Из бересты смастерили подобие лукошка, обмазали сырой глиной, коей тут на берегу были целые залежи, попытались сварить добычу.

Коротышка есть не стал:

– Слыхал я, раки большие охотники до мертвечины,– буркнул он, сидя у воды, пока его приятели обсасывали розовые хвосты и клешни. Не станет же он пересказывать то, что узнал, пока живые раки копошились в устроенной для них на берегу яме.

Место, где они остановились, настолько понравилось странникам, что они решили передохнуть здесь несколько дней. Устроили шалаш, ловили рыбу… Коротышка первое время всё нервничал, к чему-то прислушивался, постоянно оглядывался, и плохо спал. Да и как тут уснёшь, когда под ухом все время кто-нибудь бубнит – то влюбленный и глупый мотылёк-однодневка, то муравей-работяга, то комар, голодный и нахальный… Потом привык, научился не замечать чужих разговоров. Теперь ему даже спокойнее стало: из доносов пролетающих птиц он точно знал, что поблизости нет чужих. А если и появится кто – он узнает первым.

***

…Вернувшись домой с новым питомцем, Мэрион отправила щенка на псарню, рассудив, что сначала пообедает, а потом займется его дальнейшей судьбой. В доме Гилленхартов была большая, со знанием дела устроенная псарня, где холили и лелеяли насколько десятков борзых и гончих. Содержать свору породистых псов было одной из немногих семейных традиций, хотя Виктор фон Гилленхарт не особенно увлекался охотой – собаками чаще пользовались его друзья.

А в Замке опять было весело. Удав, которого Рио подсунула под кровать одного из охотников за привидениями, проснулся и захотел кушать. Точнее, он сначала захотел есть – от того и проснулся.

Его появление почему-то не вызвало большого восторга у публики. Вооружившись свёрнутой газетой и платяной вешалкой, – больше им ничего подходящего под руку не попалось, – искатели приключений принялись гоняться за ним по всему Замку. Удав, наверное, мирно уполз бы по своим делам, но свёрнутая газета оскорбила его до глубины души: что он, муха что ли?!..

Раззадорившись, Доди из преследуемого превратился в нападающего, забыв совершенно, что остальные обитатели Замка тоже как-то не в курсе, что у них под боком обитает такая экзотика…

С гиканьем и воплями всё сознательное население Замка принялось гоняться за червяком-переростком, и ему, будь он обыкновенной рептилией, пришлось бы несладко. Но Доди не был обыкновенным. Мэрион когда-то выдумала его – из-за чего и почему, она уж и сама не помнила: мало ли какие образы рождаются в детской головёнке по вечерам, когда взрослые, пожелав своему чаду спокойной ночи, тушат свет и преспокойно оставляют его наедине со своими страхами и фантазиями? И если ваш ребёнок с кем-то шепчется под одеялом – лучше на всякий случай включить свет и проверить, кто это там пришел в гости?.. Иначе, знаете ли, всякое бывает. К тому же, многие из этих гостей имеют привычку оставаться надолго, и приносят массу неудобств, подбивая своего создателя на разные шалости.

Поскольку же Доди был удавом особенным, он и вёл себя неправильно: то разгонялся до скорости гоночного автомобиля, когда его преследователи уже почти ухватились за кончик оранжевого хвоста, то исчезал, протиснувшись в какую-нибудь совершенно непроходимую щель, то увеличивался в размерах и, резко обернувшись назад, пугал огромной разинутой пастью особо ретивых охотников. Словом, развлекался на всю катушку! Еще бы – ведь за много лет это был его первый выход «в свет»!

– Доди, – улучив момент, когда они случайно оказались ненадолго один на один, велела девочка, – немедленно прекрати это безобразие!

– Но ведь здорово же!.. – возразил удав. – Смотри, как твоя Бабушка распрыгалась! Когда бы она ещё так повеселилась?

Но Мэрион было не до шуток. Спрятав удава, – он остался жутко недоволен тем, что веселье так скоро закончилось! – девочка сбегала в сад и выкопала там первого попавшегося дождевого червя. Подкинув его на стол в гостиной, она объявила, что удав скоропостижно превратился вот в такое вот посмешище. И вообще, им показалось.

– Показалось?! – возмутилась тетка Люсильда. – Я своими глазами видела огромную змею толщиной со взрослого человека!

Несчастного и ни в чем не виноватого червяка торжественно вынесли во двор, и скормили рыбкам в садовом пруду. Семейный совет решил: это был морок. Только тётка Люсильда стояла на своём: не могли же, дескать, они все вместе одновременно сойти с ума! Поодиночке – ещё куда ни шло, но сходить с ума коллективно она почему-то не желала.