Вампиры в Салли Хилл

22
18
20
22
24
26
28
30

– Серьёзно? Тебе всё ещё не хватает необычности, Марго? Ты меня убиваешь!

Я смеюсь, а он фыркает, удивляясь моим словам.

– Ладно-ладно, проехали. Так что насчёт шифра?

Набрав в лёгкие побольше воздуха, Билл говорит:

– Три слова. Десять букв.

В эту секунду, не управляя собой, я совсем близко наклоняюсь к Хоферу и нежно целую его в губы, ощущая эйфорию внутри себя. Это самая незабываемая минута в моей жизни. Когда мы отстраняемся друг от друга, я отвечаю ему:

– Три слова. Десять букв.

Солнце спряталось за пушистыми облаками, и стало немного темнее. Билл что-то начинает говорить о завтрашней поездке, но я его не слышу, потому что просто не хочу. Мне больно от этого. Через пару секунд землю снова накрыли яркие солнечные лучи. А я повторяю про себя: «Три слова. Десять букв».

* * *

Генри продолжает громко хохотать, и я вижу пелену в его глазах. От духоты и приступа смеха все мы покраснели не хуже неоновых вывесок, но никто не жалуется, потому что слишком пьяны, потому что весёлые и счастливые. Я постоянно отгоняю от себя мысли, что Билл уезжает уже завтра, а Ридл через четыре дня. Блондин протирает пальцами слёзы и разливает в наши стаканы ещё виски. Это нормально, ведь всем нам уже есть восемнадцать (белобрысому исполнилось в апреле). Рука брюнета лежит на спинке красного дивана и слегка касается моего обнажённого плеча. Бретельки бордового топика время от времени соскальзывают, и мне приходится их всё время поправлять. За окном уже давно темно, но, несмотря на поздний час, никто из посетителей «Мокко» не спешит разбегаться по домам. Лето и существует для того, чтобы хорошо проводить время.

– Я никогда не забуду это! – обещает Генри, глотнув алкоголь и закусив его лимоном, после чего скривил кислую гримасу.

– Мне было всего-то шесть лет! Я не знал, это был тест для беременности, – пытается оправдаться Билл, но у него ничего не выходит. Мы снова все втроём разрываем животы от невозможного хохота. На нас косо смотрят пара человек, кому мы уже успели надоесть, и недовольно бурчат, однако мне и ребятам плевать на это. Если всё время думать о мнении других, то невольно можно стать картонным человеком. В эту секунду всё хорошо, и мне хочется запечатать эти мимолётные секунды в памяти навечно. Хофер берёт пару орешков в руку, подбрасывая в воздух, ловко ловит их ртом. Ого… Я сбрасываю брови ко лбу и, изображая восхищение, хлопаю в ладоши.

– Что ж, ребята, – схватился за бокал виски блондин, собираясь произнести тост. Мы с Биллом поступаем его примеру, – это было неповторимое приключение, о котором мечтает любой задрот фэнтезийных видеоигр. Мы с вами не просто смогли избавиться от дерьма в городе, мы ещё сумели измениться сами. Я нами доволен. Так выпьем же за трёх друзей, имена которых не запомнит никто в этом городишке. Ура!

– Ура! – в унисон завопили мы и чокнулись бокалами.

Жидкость обжигала мой пищевод, но я не обращала на это никакого внимания. Мне чертовски хорошо. Запихнув в рот пару сухариков, брюнет невнятно сообщает, что больше не собирается пить, ведь ему ещё завтра четыре часа сидеть за рулём. Генри театрально закатил глаза и ответил, что «нам с Марго больше достанется». Тяжело вздыхая, я прижимаюсь к груди оборотня и позволяю себе вдохнуть его запах, который я просто обожаю. Благо, я выпросила у него одну из маек, чтобы засыпать в ней и ощущать знакомый одеколон, будто Билл и не уезжает вовсе… Ладонь Хофера легла на моё плечо, и по всему телу прошёлся огонь. Голова слегка закружилась, но я не хотела спать. Отнюдь, энергия во мне зашкаливала. Хочется прыгать, танцевать, сделать что-нибудь безбашенное. Я замечаю, что мимо нашего столика проходит официантка и быстро вскакиваю на ноги, перегородив ей путь. Девушка в недоумении оглянулась.

– Извините, могу я попросить у вас чёрный маркер? – официантка достаёт из кармана фартука нужную мне канцелярию и даёт её мне в руку. – Большое спасибо.

Я неуклюже плюхаюсь на диван, ёрзая на одном месте, сажусь поудобнее, лицом к спинке красной кожаной мебели. Парни любопытно переглядываются, пожимая плечами, но, видя моё нежелание объясняться, спрашивают:

– Что ты делаешь? – это был Билл.

Снимаю колпачок и убираю его на кончик маркера. Блондин в мгновение ока навис надо мной, слегка загородив освещение, но так как окна «Мокко» украшены светящимися разноцветными шарами, мне он не мешал.

– Надо это увековечить… – загадочно сказала я, в предвкушении прикусив нижнюю губу. Спустя пару мгновений на красном диване появилось ещё одна надпись: