Степан
Слева полыхнуло. С грохотом взлетел на воздух припаркованный у здания «Лэндкрузер». Упали всемером, поднялись снова лишь шестеро – Каюрина буквально изрешетило осколками стекла и обломками металла.
– От бисовы дыты! – бешено прорычал Степан Гецко. – Як же вы мене уси за…
Справа гулко ахнул РПГ, после чего из взорвавшегося окна на втором этаже вылетел какой-то мужчина и шмякнулся на асфальт безжизненной тушкой. Ударили автоматные очереди, а Степану и двум оперативникам рядом с ним пришлось резко пригнуться, ибо неведомая сила сорвала крышу со взорванного «Лэндкрузера» и метнула в них. Гигантский сюрикен пролетел чуть выше уклонившихся оперов, только чудом никого не скальпировав и не обезглавив.
– Пся крев! – почему-то перешел на польский со своего обычного дикого суржика Гецко и метнулся к дому – уйти из поля прямой видимости засевших там Новых: многим из них для применения своих способностей на максимальном уровне требовался визуальный контакт с жертвой. А когда им приходится работать вслепую, шансов выжить куда больше.
Гецко понятия не имел, как так вышло, что тихая операция ФСБ по уничтожению нижегородской ячейки НМП превратилась в локальную войну. Предупредил их кто-то, что ли? Почему не сработал пущенный в вентиляцию дома газообразный стан? Почему в самом начале операции выпал из чердачного окна дома напротив снайпер Абдуллаев с явными следами взрыва легких пневматиком? Почему?.. Куча вопросов, а в качестве ответов на ум приходили только два слова: «предательство» и «ловушка».
Степан ненавидел Измененных так, как только способен ненавидеть человек. Счет у него к ним был длиной с километр. Начиная от его первой команды, группы капитана Седых, которая целиком погибла от рук «лояльных», работающих на высокопоставленных заговорщиков в ФСБ и АПБР, и выжил лишь он один, потому что его отослали с важным поручением, а это поручение – Измененная Козырева, чуть не прикончившая Степана. За прошедшие девять лет счет успел увеличиться многократно. И пусть ФСБ к операциям против Новых подключали лишь изредка, в рамках сотрудничества силовых структур Степан Гецко вел с Измененными свою, отдельную войну. Насмерть.
В окне мелькнула тень, и в тот же миг у Беланова, не успевшего добежать до слепой зоны, лопнули глаза и хлынула кровь изо рта. Зашелся в диком крике охваченный пламенем Лащевский. Зазвенело стекло разбитого очередью окна, и внутрь полетела граната Степана. Глухо ударил взрыв, и послышался короткий захлебнувшийся крик.
Вспыхнувшее было злобное торжество Гецко оборвалось, словно ножом отрезанное: внезапно навалились боль, дикая слабость и апатия. В глазах помутилось, подогнулись колени, и автомат соскользнул на асфальт. Пьющий жизнь бил вслепую, по площадям, и Степана накрыло. С глухим отчаянием и бессильной яростью он наблюдал, как превратившиеся в летающие кинжалы осколки стекла из разбитого окна поразили Асланяна.
«Неужели все?» – пришла тоскливая мысль. Отчаянные попытки сопротивления ничего не дали – организм предал Степана. Снова ударили автоматы, но одна очередь тут же захлебнулась – Виктор Шацких превратился в ледяную статую под ударом фризера.
– Витек!!! – надрывно закричал Степан, но даже у голоса его силы не осталось – она утекала вместе с жизнью.
Дима Донской, последний, кроме Степана, выживший, упал и перекатился в сторону, уходя от очередного мощного факела пироманта. Автомат в его руках задергался, извергая свинцовую смерть куда-то вверх… а Гецко внезапно отпустило. То есть слабость и боль перестали нарастать, а даже напротив – будто пошли на спад. Похоже, Дима достал пьющего жизнь. Выпитого им уже не вернешь, но…
Степан, сделав над собой немалое усилие, поднял автомат…
– Валим, Степа, валим! Это ловушка! – Дима снова упал и перекатился, что помогло ему избежать удара сорванной с канализационного люка крышкой.
Как ни клокотала внутри Гецко ненависть, но Донской прав: их здесь убьют. И он рванул. Изо всех своих оставшихся сил. Прочь от дома, где засели Новые. Чтобы выжить, вернуться, найти их и…
– Ах, шоб тоби!
Асфальт под Степаном вздыбился, и словно могучий кулак от души саданул его в спину. Краткие мгновения полета через капот стоявшей во дворе «Тойоты», стремительно приближающаяся кованая ограда, удар, боль, тьма…
Белизна ударила по глазам, как плеть, стоило лишь Степану открыть их. Он спешно зажмурился, ощущая, как слезы прокладывают дорожки по щекам. Где он? Больница? Да, похоже. Только почему он еще жив? Новые не стали добивать, сочтя мертвым? Верится с трудом: они четко различают, пересек ли человек границу жизни и смерти или еще барахтается на этой стороне. Кто-то его вытащил? Кто? Дима? Гецко был уверен, что в момент, когда он сам отправился в полет навстречу чугунной ограде, Донского тоже достали… Или показалось? Дима парень живучий и везучий – недаром такое сочетание имени и фамилии. Родители его выпендрились, конечно, по своей прихоти навеки обрекая своего сына на ассоциации с победителем Мамая на Куликовом поле. Но «как вы судно назовете, так оно и поплывет». На Диму правило действовало: плыл, даже когда другие тонули.
Если все так, из группы уцелели только они двое. Гецко скрипнул зубами. Долг Новых перед ним все растет, но однажды он взыщет с них сполна! Он дернулся на кровати и едва не взвыл от боли в ребрах и в голове.
ebooksa