Топь

Дверь в палату открылась, и вошла врач. Лет сорока на вид, с симпатичным, но усталым лицом и каштановыми с легкой проседью волосами.

– Вот ведь беспокойный пациент попался! Едва пришел в сознание – и сразу делать резкие движения, – попеняла она с порога. – У вас, между прочим, три ребра сломаны и сотрясение мозга. Так что дергаться при таком раскладе не стоит. И как ваш лечащий врач настоятельно рекомендую дать себе покой, если хотите быстрее встать на ноги.

Гецко попытался выдать ей самую обаятельную из своих улыбок.

– Ша, доктор, та разве ж я смикаюсь. Так, трошки…

– Знаю я ваши «трошки», – ворчливо перебила его врач. – Про таких, как вы, боевики снимают. Только отвернешься, вы капельницы посрывали и деру в одном исподнем.

Степан напустил на себя самый невинный вид, на который только был способен, хотя мысленно неистово чертыхался: сотряс и переломы – это погано. Такое надолго выводит из строя. А чтобы убивать Новых, надо быть в форме.

– Та ни, доктор! Я не такой. Я покладистый. А боевики… они уси брешут.

Она недоверчиво прищурилась.

– Покладистый, говорите? Ну, давайте я вас осмотрю, покладистый.

Степан действительно терпеливо перенес всю процедуру осмотра, лишь пару раз слегка поморщившись от боли.

– Значит, так, – врач сурово глянула на него. – Учитывая ваши травмы, состояние у вас удовлетворительное. Поэтому в виде исключения разрешу короткое посещение. К вам пришли двое ваших друзей и были очень настойчивы, – пояснила она в ответ на вопросительный взгляд Гецко. – Но два строгих условия: не совершать резких движений и не волноваться. Иначе… – В финале своей короткой речи врач повесила внушительную паузу, отбивая охоту выяснять, что же осталось недосказанным.

«Самоконтроль!» – мысленно скомандовал себе Гецко и выполнил эту команду образцово-показательно. Даже придирчивый взгляд врача не обнаружил внешних проявлений бури эмоций, разыгравшейся внутри Степана при словах «двое ваших друзей»: лишь бы пустили, лишь бы не стали чинить препятствий! Правда, он понятия не имел, что за «двое друзей». Возможно, они как раз пришли забрать его жизнь. Но даже если так, пусть! Степан смертельно устал от постоянной войны, но прекратить ее он был не в состоянии: ненависть не позволяла. Если же кто-то сделает это за него: подведет черту под его жизнью, полной потерь и злоключений, он даже особо возражать не будет. Уж лучше так, чем беспомощно лежать в больнице и копить в себе боль и ненависть для следующей битвы с Новыми, которая, возможно, закончится очередными потерями среди тех, кого Степан будет считать своими… Если же к нему пришли действительно друзья…

Вообще-то удивительно, что к только пришедшему в сознание пациенту с тяжелыми травмами пускают посетителей. «Они были очень убедительны». Это как, интересно? Взятка? Угрозы? Псионическое воздействие? Ладно, узнаем…

Тут Степан сообразил, что врач выжидательно смотрит на него.

– Вы в состоянии их принять?

– А як же, доктор! С нашей радостью. Обещаю не волноваться.

В моменты сильных переживаний суржик, с которым Степан в обычной жизни был неразлучен, слетал с него, как шелуха. Как хорошо, что врач этого не знала!

Тайм-аут между уходом врача и появлением посетителей получился совсем маленьким, так что у Степана даже толком не было времени помучиться догадками по поводу личностей «друзей». Честно говоря, он ожидал уже чего угодно, от Новых-убийц до коллег с пакетом мандаринов. Но все же итоговый гибридный вариант его удивил.

Гибридный, потому что в палату вошел Дима Донской и неизвестная шатенка лет тридцати пяти.

– Ну, здравствуй, Степа. – На губах Донского застыла несколько напряженная улыбка. – Рад, что ты живой.