Антропогенез

Толпа уже ничего не скандировала, ей откровенно жалко Сокома, и вид кровавого мешка с костями или во что превратился смелый парень вызывало сожаление, потому что, несмотря на свое убогое состояние, он пробовал встать и не слушавшимся ртом, теряя некоторые буквы и шипя, произнес:

– Это еще не конеееццц, мы ещщще не законннчили!

Академик выровнялся и, подойдя ближе, спокойно произнес:

– Разумеется, урок еще не закончился, похвально, что ты еще держишься! – и уже заканчивая фразу резким движением, вырвал нож из руки Сокома и начал его тычками и рывками полосовать, Соком лишь закрыл лицо руками и тут же получил по ребрам, снова раскрывшись, а Академик уже водрузил на его грудь ногу, прежде пару раз еще заехав ему пяткой в лицо. Это продолжалось недолго, пока булькающие хрипы не сменились стонами и Академик, внимательно вглядевшись в булькающую перед ним отбивную из крови и костей, спокойно произнес:

– Ну скажи теперь, кто твой бог? Крещу тебя Шрамом! Вот тебе от меня подарок, носи с гордостью! – и Академик полоснул ножом Сокома, послышался слабый стон, и он стал вести ножом от лба до края губ, стараясь оставить глубокий след, а потом, вынув нож и обтерев о штанину, стал разглядывать свое творение. Удовлетворенный увиденным, приблизившись к уху стонущего Сокома, почти шёпотом произнес: – Пока живи, помни уговор!!! – и, резко выровнявшись, крикнул: – Медик, если он умрет, похороню тебя вместе с ним в безымянной могиле.

Глава XI

Сказать, что Сокому, а ныне Шраму было больно, тоже самое, что сказать, что на поверхности солнца жарко, но боль телесная обжигала лишь только его оболочку, глубокая внутренняя боль жгла его изнутри палящим драконом и злость на себя, на обстоятельства не давала его сознанию полностью провалиться в небытие. Он раз за разом проживал каждую секунду боя, виня себя в глупости и хитрой манипуляции с пистолетом, который так заманчиво лежал на полу, но честно, он видел ошибку не только в этом. Противник был опытный боец, но сила его заключалась в модификациях и дарах, которыми наделил его мутаген, поглощаемый в неограниченном количестве со слов Дока, который старался его вытащить и даже быстрее поставить на ноги.

Док зашел к нему ранним утром и произнес:

– Лагерь сегодня опять будет переезжать, может сегодня выйдешь на воздух, там чудесная погода! Я уже не могу скрывать, что ты уже можешь прилично говорить и ходить. Но рука еще будет с недельку заживать! Тебе повезло, что ты прошел первую модификацию, а то бы уже никто тебя не поднял с этой кровати.

Шрам, с трудом сев на край кровати и оглядев руку, сухо произнес:

– Как скажешь, Док. Знаешь, чем больше я поглощаю мутагена, тем больше слышу смерть и мучения вокруг, я ощущаю леденящий холод вокруг, физические и психические мучения мутантов, что попадают к нам…

Док, поправив очки, вынул очередной шприц с мутагеном, приготовленного по его собственному рецепту, воткнул в плечо Шраму и сказал:

– Знаешь, я действительность воспринимаю проще и сложнее, все окружающее, страх ощущаю жгучим до ужаса, а физические мучения других довели меня до усталого безразличия, полного отупения… – вынув иглу и убрав шприц, Док продолжил. – Мне на себя наплевать, лишь бы сын жил хорошо, давно я его правда не видел. А тебе уже в сотый раз говорю, не задирай Академика, я многих таких, как ты, похоронил. Каждый, кто пытался с ним сражаться или умер, или калекой остался. Да и раскачался он нереально, никто, даже, думаю, он сам, не понимает предела своих возможностей. Я у него как-то хотел пробу крови взять, все приготовил, стерилизовал, так иголки три сломал, а он, спокойно посмотрев на это, ушел, ничего не сказав. До сих пор его колючий взгляд вспоминаю и мурашки по коже идут. Смотрю ты опять загрузился, брось о нем думать, у него звериное чутье, не испытывай судьбу.

Шрам встал и, напялив сверху халат направился к выходу, и у двери произнес:

– Да, ты о сыне начал говорить, я тебя дальше и не слушал. О Ксюшке думал, она у меня классная, маленькая, но озорная, последний раз мы с ней морской бой не доиграли, не знаю, как ей на глаза показаться таким!

И шрам, не желая слушать Дока, захлопнул дверь палаты, вышел в общий коридор и быстро заковылял к выходу из лазарета для того, чтобы разобраться, куда же их в этот раз занесло. Проходя мимо, незнакомые люди бросали сначала беглый взгляд, а потом смотрели на него более внимательно, что бесило Шрама. Себя же пока он сам не узнавал в зеркале и каждый раз старался привыкнуть к новым чертам.

Вот пара охранников уставились на него, но не стали препятствовать выходу из здания, покинув которое, он потерял дух от открывшейся картины пылающего города и вида на море, в воздухе почувствовался запах морской соли и даже копоть пожаров не могла скрыть красоту этого места. Чарующим зрелищем был вид боя, который уже затихал и был явно не в пользу людей. Прислушиваясь и вглядываясь в даль еще минут десять, завороженный Шрам стоял до тех пор, пока последние заполошные очереди автоматных выстрелов не захлебнулись и не затихли. Там, где только что шел бой, уже через пять минут расцветали алые цветки взрывов Артиллерии. Город был частично разрушен, некоторые здания выгорели, у некоторых остался только каркас, панельные здания на периферии стояли с выбитыми окнами. Леса и растительность вокруг была выжжена, дороги были забиты брошенными автомобилями, виднелись горы мусора и выгоревший частный сектор. На некоторых зданиях были расписаны лозунги, висели плакаты, призывавшие соблюдать человечность и дававшие краткие инструкции о реагировании при первых признаках мутаций. Брошенные блокпосты с разбитыми автомашинами выглядели разграбленными и заброшенными, на одном были видны следы боя, но не с мутантами, а с людьми, первые мутировавшие быстро объединялись в группы и, желая получить помощь, старались сбежать из города. При поддержке своих родных они совершали такие отчаянные меры, а потом, полностью переродившись убивали своих спасителей.

Лагерь занял туристическую базу с разбросанными рядом элитными домиками, находившуюся на возвышенности от основного города. Были ли тут хозяева или они уже давно покинули это место, определить по внешнему виду было сложно. Техники разной было много, гражданской и военной, так же присутствовали и три самоходные артиллерийские установки (САУ), характеризующиеся использованием миномёта системы «тюльпан»240 мм в качестве основного вооружения боевой машины, шесть БТРов, три танка Т-90, машины связистов, десятка два патриотов с пулеметами, установленными на рамы, и пару заправщиков и тягачей. Из зданий стояли: лазарет, штаб и мобильные казармы. Судя по огневым точкам, окопались тут основательно и явно ожидали скорых действий, это читалось в напряженных лицах и окружающей подготовке. Военные вперемешку с «дизелями» проверяли оружие, пару бойцов проверяли индивидуальную подготовку каждого бойца, связисты собирали сборную вышку, от которой тянулись толстые кабеля в штаб. Пару отрядов пехоты получали инструктаж и на импровизированных картах объясняли боевую задачу, техники наскоро проверяли техническое состояние машин. Отряды «дизелей» держались ближе к патриотам, но и там видно было, что идут какие-то сборы. Все были на столько загружены подготовкой, что на Шрама в белом халате практически никто не обращал внимания, он недолго слонялся, пока не увидел странного вида дедка, явно забалтывающего одного из военных. За этой картиной хотелось немного понаблюдать, и Шрам решил приблизиться и послушать, о чем они говорят.

Молодой солдат с шевроном связиста пытался тщетно вырвать руку у дедка, и все бы выглядело комично, если бы парень не торопился, а старичок не видел в нем последнюю надежду, и тут парень увидел Шрама и, радостно приняв стойку и отдав ему честь, произнес:

– Генерал-лейтенант, с выздоровлением, рад вас видеть в здравии, разрешите известить командование штаба о вашем появлении.