Антропогенез

– Ствол опускать мне не к лицу, боец там лежит, пока жив. Думал, я не догадаюсь?

Академик опять улыбнулся, и сказал:

– Ты бы все равно догадался, просто еще ты был не готов, а твое состояние кажется требовало экстренных мер, не так ли?

– Так ты, сука, меня заставил ту виноградину съесть, а теперь я сдохнуть хочу, но сначала таких, как ты, как можно больше хочу с собой забрать.

– Успокойся, в тебе сейчас говорит недостаток мутагена, и да, может быть ошибочно было давать именно ту виноградину. Давай я отпущу всех, и мы спокойно вдвоем прогуляемся по этому месту, и я тебе расскажу, как тут все устроено?

– А что нам разве лишняя публика помешает для откровений? – сказал саркастично Соком.

– Они тебе вряд ли что-то расскажут, у них нет для этого повода, да лишнего знать не хотят!

В этот момент один из бойцов открыл рот и показал Сокому обрубок языка.

Соком, поняв все, кивнул Академику.

– Ну что, начнем, – сказал Академик, передав Сокому защитную маску и пригласил его в шлюз.

– Прямо перед вами находится символ наших технологических успехов – разделочный цех, которых мы успели организовать немало! Зайдя во внутрь, вы видите крючья для фиксации людей с начальными стадиями мутаций и просто фиксаторы для мутантов, эта часть называется «приемный бокс» с одним приемочным доком! Пока он пустует, ждем следующую партию, но думаю к концу нашего рассказа вы все сами увидите. Здесь несколько тысяч жестоко истязали по вине одного ученого – Марины Львовны! Ее вам представили не иначе, как ярчайший пример медицинского светила с ордой поклонников и спасенных, а также кучей патентов, как генератора новых идей. Вам подсунули ложного идола, чтобы помешать вам видеть все то зло, что совершается нашими же руками в погоне за новыми идеалами! Пройдемте в следующий блок, там идет подготовка к основной операции, отсортировка ну и отбраковка, главное, чтобы жертва оставалась живой и в сознании, тогда можно получить чистый мутаген, а если жертва уже умерла или сильно ранена, то и мутагена у нее уже может не быть или она его весь израсходовала на закрытие ран. Раненные или мертвые идут в правое крыло, и части больших мутантов идут туда же, там процедура изъятия мутагена.

Сергей пытался представить, каких мутантов сюда привозят, но видя желтые следы мочи и кала на полу, и остатки тряпья в углу, уговаривал себя, что это уже глубоко мутировавшие твари, те, что уже изменились сильно и лишь только чуть-чуть похожи на людей.

– Пройдемте дальше в основной цех. – сказал Академик и, снимая маску с лица, вошел через шлюз в следующий цех.

По глазам больно ударили лампы дневного света, чувствовалось, что в помещении избыточное давление и воздух быстро меняется, тому подтверждение было отсутствие любых запахов. Над каждым операционным столом висели различные механизмы и аппараты неизвестного медицинского назначения, так же были оборудованы подвесными мониторами рабочие места, всего было шесть операционных столов. При входе в углу висел сенсорный экран, на котором происходил контроль за температурой воздуха и влажностью, также отдельным символом отображалась кратность воздухообмена. Кроме того, имелись столы для медицинских инструментов и операционные светильники. Были механизмы с зажимами для перекладывания и различных манипуляций над зафиксированным мутантом.

В противоположной стороне виднелся вход в помещение для хранения инвентаря и даже помещение отдыха персонала. Персонал, увидев нас, перестал проводить уборку на местах и просто замер, а пару охранников, стоявших без участия в углу, подняли свои автоматы в нашу сторону, но Академик жестом показал, что все в порядке и они опустили стволы, но следить за нашим шествием не перестали, так как Соком своего оружия не опускал.

– Ну так вот, позвольте мне рассказать всю правду о Марине Львовне глазами каторжанина, что стал мужчиной в первый раз в местах лишения свободы и, не найдя смысла жить на свободе, впитал в себя всю культуру и быт тюремной жизни. Я был близок к народу потому, что во главе всего стоит у меня Братство, Равенство и только потом – Свобода… и народ у нас криминален, а криминал, а точнее арестантское сообщество народен. Так что народ у меня в крови, но я восхвалял эту женщину, пока нас под угрозой смерти не заставили убивать детей в роддомах и молодых матерей, зачищать детские сады, сжигать целые школы, так как они подверглись первой волне мутаций, дабы их родители и родные не мучились, видя изменения в их родных чадах, дабы остановить порождения новых тварей. Все во благо!

Академик достал платок и обтер пот со лба, явно это ему тяжело давалось, Соком не стал задавать вопросов, дождавшись пока он сам не предложит. Академик, немного сгорбившись и как-то нелепо разведя руками в стороны, произнес:

– Вся эта ёбаная медицина, со всеми этими ёбаными учеными не стоит ни единой детской капли крови, что пролилась от наших рук, зная тогда то, что знаю я сейчас, я бы долго лил ее кровь и всех тех, что сидят там в бункере на безопасных креслах, жрут от пуза и не думаю, как жить завтра. Я бы их всех собрал вместе и отправил в этот холодный жестокий мир, пусть попробуют выжить, а я бы им советы давал, как лучше это делать! Не стоит победа таких жертв и даже то, что часть идет на спасение людей, еще большее зло! Она, подсадив всех на мутаген, будет угнетать целые поколения и кормить нас мифами о небывалых возможностях этого средства, обретая целые армии своих сторонников.

Но пути обратно нет, знаешь, что делают с заключенными, которые пришли по неправильным статьям? В общем, тех кто обижал женщин и детей на зоне, ждет долгий и мучительный срок, с целым парком извращенных издевательств.

Академик щелкнул пальцами, и медики ушли и привезли в манипуляторе пацана лет девяти, рот которого был заткнут кляпом. Даже издалека видно было, что пацан изрядно изголодал, и драная одежда свисала лохмотьями, пацан извивался, но жесткие скобы не давали ему возможности освободить конечности. На одной ноге была обувь, на другой была сделана самодельная галоша из пластиковой бутылки, обвязанная вокруг ноги изолентой. Под глазом парня отливал синим огромный для его головы синяк, глаз был налит кровью и подергивался немного хаотично.