Выяснилось, что мы лишились задних колес. Что должно случиться, чтобы у авто вырвало ось, одному Лесу ведомо, хотя думаю, и он не знает. Задок пробороздил землю, оставив в ней широкую рытвину, пол накренился. Я прошел через кузов, на ходу бросив Лютику: «Катя на тебе, глаз не спускай», выбрался наружу. За мной, пыхтя, вылез Калуга, поглядел на колесную пару, лежащую в нескольких метрах сзади, показал мне большой палец и сказал:
– Гонщик!
– Я-то тут при чем? – пробормотал я, оглядываясь.
Небо едва заметно посерело, звезды пригасли, а месяц стал изогнутым пятном света над горизонтом. Вода в озере не плескалась, но камыш на берегу слабо шелестел. Послюнив палец, я поднял его… Так и есть – ветер дует к Лесу. Слабый, ровный. Днем – от Леса, ночью – к Лесу, интересно, с чем это связано? Или оно не всегда так?
Неподалеку в полутьме маячил приземистый силуэт дома, где обитал Механик, рядом виднелся ангар.
– Вот что, – сказал я. – Может, пчелы уже улетели. Нам надо бы где-то встать… Я схожу проверю, побудьте здесь. Смотри, чтобы Катька не сбежала.
Калуга глянул в проем кузова и тихо спросил:
– А в малом ты уверен? Он вроде себе на уме…
– Слушай, у него ума-то особо нет, – возразил я. – Он простой наемник, без своей инициативы. Сейчас, по крайней мере, он точно никуда не дернется, а дальше – разберемся. Ждите.
Пчелы улетели – ни в ангаре, ни в доме, ни вокруг их не было. Все ульи на дереве-мутанте лопнули и осыпались к подножию темной скорлупой, а крылатая братва убралась куда-то… в Лес, наверное. До него отсюда было недалеко, я различал черную полоску у медленно светлеющего горизонта. Убедившись, что здесь тихо, пусто и безопасно настолько, насколько это вообще возможно в нашем мире, вернулся к грузовику и позвал остальных.
Вскоре мы расположились в гостиной, наименее пострадавшей после того, как я протаранил стену дома. Стащили в центр половики и звериные шкуры, поставили в круг два стула и табурет, Катю посадили на пол, а сами сели вокруг, прикрыв дверь. Фонарик Калуги почти разрядился, зато у Лютика он был с ручной подзарядкой, и теперь краевец сидел, равномерно работая не только челюстью, но и правой рукой, посылая в низкий потолок луч тусклого желтого света.
Калуга поерзал немного, встал и сказал:
– Не, я так не могу, неправильно это. Нужно снаружи чтоб кто-то дежурил. Я там присяду под стенкой, покараулю. А то сидим тут, как в коробке, к нам кто угодно может подобраться.
Я ответил:
– Скорее всего, тут никто не появится. Но покарауль, если есть настроение.
Он взял «АКСУ» и вышел. Лютик свой автомат положил на колени, я повесил «Карбайн» на спинку стула. Наемник молча встал, пересел с табурета на освободившийся стул и снова стал жать рычаг на фонарике. С каждым разом там уныло поскрипывала пружина.
– Ну, вот что, Екатерина, – произнес я. – Давай наконец объяснимся.
Всю дорогу от Чума девушка упорно молчала, как и я, не пытаясь вступить в разговор. А сейчас отрезала:
– Нам не о чем говорить. Ты меня обманул и выкрал… будь ты проклят!
– Ого, – удивился я. – С виду тихая, а оказывается, в тебе страсти бушуют. Меня уже столько раз проклинали…