Кружевное убийство

22
18
20
22
24
26
28
30

Пока они говорили, над свежей могилой вырос холмик земли, который теперь покрывали еловыми ветками.

– Простите, мне надо идти, – сказал молодой человек. – Был рад оказаться вам полезным. И вспоминайте бабушку. Она очень вас любила.

Тата прикрыла глаза и представила юную Дусю такой, какой подруга запомнилась ей в далекий день 1857 года. На Дусе тогда была надета суконная коротайка, расшитая тесьмой и разноцветными шнурами, да лапти, любовно украшенные вплетенной в лыко тесьмой и вышитые бисером. Золотые всегда у Дуси были руки, ой золотые, но все равно не такие, как у Таты. Но это сейчас неважно.

– Я тоже ее любила, – тихо сказала она в спину удалявшемуся Савелию.

Некоторое время после похорон Дуси она жила в напряжении, вздрагивала, если скрипела калитка во дворе, прислушивалась к шагам на улице, пугливо озиралась, если стучали в дверь – ждала визита кого-то из родственников Палашки, желающих узнать судьбу сапфирового креста или забрать сколок, представляющий собой карту, на которой было отмечено место, где она спрятала реликвию. Но день шел за днем, никто не приходил и ничего не спрашивал.

Постепенно напряжение отпускало Тату. То ли Дуся не раскрыла всей правды про крест, то ли наследники Пелагеи не поняли, какую ценность он представляет, то ли не уловили, что местонахождение ценной реликвии известно ей, Тате. Как бы то ни было, ее никто не беспокоил, вздрагивать от случайного стука калитки она перестала, да и любимой внучке Машеньке подошло время рожать. На свет появилась маленькая девочка Катенька, приходившаяся Тате правнучкой, и все ее внимание, все ее мысли теперь были отданы этому маленькому, удивительно сладкому кусочку счастья.

Тайна сапфирового креста, являющегося для Таты материальным воплощением боли, горя и страха, таяла в туманной дымке прошлого, уходила в небытие, утягивала оплетающие сердце щупальца. Спустя год после смерти Дуси Тата окончательно успокоилась. Проклятый крест надежно лежал в укромном месте, не принося никому вреда. Тата окончательно поверила в то, что угроза миновала и ее семье крест никогда больше не принесет беды. И до конца своих дней больше о нем не вспоминала.

* * *

Утром ко всем прочим неприятностям добавилась еще одна напасть – мама проснулась с температурой, пусть и невысокой, 37,3, и у перепуганной Снежаны тут же душа ушла в пятки. Больше всего на свете она боялась, что мама заболеет коронавирусной инфекцией. В ее возрасте это было чревато осложнениями, и обычно Снежана старательно уберегала маму от встреч с людьми и визитов куда-либо. Полгода мама сидела дома, чуть ли не взаперти, из всех развлечений довольствуясь лишь приготовлением кулинарных шедевров, и Снежана вовсе не планировала что-то менять, но тут приехала тетушка.

В обществе Татьяны Елисеевой мама прямо расцвела, и у Снежаны, хоть та и волновалась, не хватало смелости запретить походы в музеи и филармонию, а также прогулки по городу – слишком счастлива была мама. А теперь вот заболела.

– Что ты психуешь? – вопрошала она, глядя, как дочь наматывает круги по квартире и чуть не дерет себе волосы от расстройства. – Я прекрасно себя чувствую. С чего ты взяла, что у меня этот растреклятый ковид? Может, я просто простудилась, когда мы ездили в Семенково. Могу я простудиться или нет?

– Нет, ты не можешь простудиться, потому что это сводит меня с ума, – стонала Снежана. – А у меня сейчас и так столько проблем, что мне только твоей температуры не хватало!

– Проблем у тебя много, а мать одна, так что ничего, – рассудительно сказала мама. – И вообще, у меня немного болит горло, и все, больше никаких симптомов. Хватит хоронить меня раньше времени!

– Это пока у тебя нет симптомов, а в любой момент будут, – упрямо сказала Снежана. – Как хочешь, а я вызываю врача. И позвони, пожалуйста, нашей драгоценной родственнице, что все планы на сегодня отменяются. Куда вы сегодня собирались? В музей? В монастырь? В театр?

– Всего-навсего на дачу, – сообщила мама. – И я считаю, что поездку отменять не надо. Едем мы на машине, я позвоню Роману Юрьевичу и попрошу дополнительно протопить камин к нашему приезду, будет тепло. Лягу там на диван, и мы прекрасно проведем время. Кстати, можешь к нам присоединиться.

– Спасибо, но мне надо работать. И еще одно «но»: пока мы не получим отрицательный результат твоего теста, ты не можешь встречаться с Татьяной Алексеевной. Она на пять лет старше тебя, ей почти восемьдесят, и мы не имеем права подвергать ее риску.

– С этим постулатом я, пожалуй, согласна, – подумав, сказала мама. – Я позвоню Тате и попрошу ее пару дней не заходить к нам. Правда, это глупо. Если я больна, то вчера уже успела ее заразить.

– Береженого бог бережет, – хмуро сообщила Снежана. – А пока ложись в кровать, звони Татьяне Алексеевне, а я вызову врача и сварю тебе морс. Кстати, мне в ателье тоже лучше не ходить. Если ты заболела, мне придется сесть на карантин.

В ее голосе против воли прозвучало облегчение. Спускаться в ателье и смотреть в глаза девочкам, зная, что кто-то из них предательница, ей было невмоготу. Снежана понимала, что не сдержится и будет пытаться вычислить, кто из них инсценировал ограбление. Катя? Галя? Оля? Маша? Лида? Если Лида, то все совсем плохо, потому что Лида ей как младшая сестра. А если кто-то другой? Легче это или нет?

Мама, не упускавшая ни малейших перемен в ее настроении, посмотрела вопросительно:

– Такое чувство, будто ты радуешься, что тебе не надо на работу.