Маркус покачал головой, немного стиснув при этом зубы — симптом, выдающий эмоциональное напряжение.
— Точно?
— Абсолютно. — Он поджал губы. — Я всегда спрашиваю свою жену, куда она идет и с кем встречается.
В том, что он говорил о ней в настоящем времени, не было ничего странного — я тоже частенько забывалась. Удивляло другое — то, как он сжимал кулаки. И сам факт того, что он требовал у жены отчета. Все вместе это свидетельствовало о жестком контроле с его стороны.
— Ваша супруга была верующей?
Маркус рассмеялся, но как-то глухо.
— Тереза была убежденной католичкой. Я-то сам к религии равнодушен, а вот она каждое воскресенье ходила на мессы и молилась перед сном с тех самых пор, как забеременела.
Первая часть фразы прозвучала с немалым оттенком презрения, однако стоило Маркусу заговорить про беременность, как голос его изменился. Я, может быть, и не обратила бы внимания, но он вдобавок в этот момент прищурился.
Когда человек щурится, это происходит бессознательно — чтобы не видеть неприятных ему образов. Мимическое движение длится не более одной восьмой доли секунды и, как правило, выражает исключительно негативные эмоции — например, злость или раздражение.
Выходит, Маркусу крайне неприятен тот факт, что супруга выносила ему сына?
Странно…
— А политикой она не увлекалась?
Маркус рассмеялся и качнул головой, снова расслабившись оттого, что сменили тему.
— Нет, она была ревностной патриоткой, как и я. Мы оба помнили, что творилось в стране в шестидесятые, в пору лейбористов.
— Может, у нее были какие-то другие заботы? Например, финансовые проблемы…
— Нет.
Маркус набычился, словно мой вопрос показался ему оскорбительным. Я поспешила сменить тему.
— Вы упоминали, что она работала…
— Да. Администратором в одной из строительных компаний в центре города.
— Как складывались ее отношения с коллегами?