Заживо в темноте

Все уставились на нее.

– «Swing My Door», поет Гуччи[5]. – Она закатила глаза. – Не знаете? Вы все что, только что из анабиоза вышли?

Фостер схватил микрофон переносной рации.

– Диспетчер, это пять-тринадцать. У кого играет Гуччи?

Секундное молчание.

– Пять-тринадцать, диспетчер. Вызываю машину девять-ноль-два.

– Принято. Где находится?

Радио затрещало, а затем сквозь треск помех прорвался второй, мужской голос:

– Пять-тринадцать, это девять-ноль-два. Я на Саут-Барма-роуд, примерно через минуту буду на Арден-роуд.

– Принято, девять-ноль-два. Остановитесь. Скажите, у вас играет… э-э… «Swing My Door»?

– Пять-тринадцать, подтверждаю.

– Девять-ноль-два, это пять-тринадцать. Развернитесь и двигайтесь в обратном направлении. Я скажу вам, когда остановиться.

– Принято, пять-тринадцать, начинаю движение.

Фостер с облегчением выдохнул.

– Диспетчер, это пять-тринадцать.

– Слушаю.

– Направьте людей с радаром и кинологов в расположение девять-ноль-два.

– Пять-тринадцать, поняла.

Фостер приглушил громкость рации, из которой доносился голос диспетчера, отдающего новые распоряжения кинологам.

– Вот так. Где он сейчас?