Учитель и ученик с засученными рукавами приблизились к телу Квоньяма. Артистическим движением ножа старый хирург вскрыл грудную полость, чтобы открыть доступ к сердцу. Но в эту минуту откуда-то сверху донесся душераздирающий крик.
Ученые подняли головы и увидели в вентиляционном отверстии, проделанном в углу потолка, растрепанную голову и искаженное ужасом лицо Мендеза Лоа. Он просунул голову в эту дыру и, казалось, застрял в ней, не мог оттуда высвободиться.
Макдуф был раздражен, Манфред испуган до полусмерти: ему почудилось, что этот вопль вырвался из распоротой груди Квоньяма…
Но дикой сцене был тотчас же положен конец. Люди, слышавшие крик аргентинца, прибежали и вытащили его. В шуме и гомоне голосов раздавались сухие, отрывистые, ясные приказания капитана.
Аргентинец вопил, как бешеный, и его вопли были ничуть не менее страшны оттого, что никто не понимал их. Людей, которые приближались к нему, он бил изо всех сил, раздавая удары направо и налево. Капитан встревожился, потому что среди града испанской ругани у аргентинца вырывались и английские слова, явно метившие в профессора и его ассистента. Он распорядился связать бесноватого и заточить его в карцер.
Операция продолжалась.
Макдуф расширил отверстие на груди Квоньяма, рассек ребра и обнажил сердце. Оба оператора приникли к зияющему разрезу и, затаив дух, посмотрели на сердце. Оно еще билось. Жизнь в нем не угасла.
На лице-маске Макдуфа появилась довольная улыбка.
— Оставим пока этого, — сказал он.
Они перешли к соседнему столу и повторили ту же операцию на трупе Джорджа Макдуфа. Рука Свифта была тверже и, пожалуй, даже опытнее. Старик поручил вскрытие сына ему, напомнив при этом об ответственности, какая ляжет на него за малейший промах. Свифт искусно выполнил свою задачу.
Вскоре на груди трупа уже зияло такое же отверстие, как у Квоньяма. Ткани и мускулы предстали перед хирургами в удивительной сохранности. Манфред перерезал аорту на четыре пальца выше сердца; затем перерезал легочные вены, верхнюю и нижнюю полые вены.
— Хорошо, — похвалил его Макдуф, следивший за его ножом, не отводя глаз. — Теперь уберите все это. Теперь моя очередь!
Он вернулся к телу Квоньяма и вырезал у него сердце, в точности соблюдая те же приемы, какие применял его ассистент на трупе Джорджа. Затем поднял это, еще бьющееся, вырванное из живого тела сердце и перенес его в грудь сына.
Игла и шелковые нитки были наготове. Трепещущее сердце жертвы было вставлено на место вынутого из трупа, и Макдуф приступил к его закреплению, налагая всюду, где требовалось, швы. Эта кропотливая, требовавшая чрезвычайного внимания, знания и искусства работа длилась два часа. Под рукой оператора возникала точная копия живой натуры, детальное воспроизведение всех подробностей анатомии сердца и окружающих его важных сосудов. Видно было, что старый профессор полностью держал себя в руках. Он задушил в себе отцовские чувства и превратился в оператора, который в эту минуту не знал других переживаний, кроме желания блестяще провести и закончить неслыханное хирургическое предприятие.
Наконец, сердце было на месте, твердо, точно, правильно закрепленное. Оставалось зашить разрез на груди и наложить повязки.
Когда со всем этим было покончено, настала очередь последней, решающей фазы операции. Надо было влить в сердце Квоньяма струю живой человеческой крови, чтобы под ее влиянием сердце начало свою обычную физиологическую работу — забилось! Мы уже знаем, что первоначально на это дело хотел отдать свою старую кровь сам профессор Макдуф, но Манфред Свифт просил воспользоваться его более свежей и молодой кровью.
Для переливания крови были нелишни услуги третьего лица. Позвали капитана Кимбалла.
Прежде всего, тело Квоньяма завернули в саван, вызвали двух матросов, приказали им принести гроб, положили в него тело, и матросы отнесли гроб в трюм.
Пока совершалась операция, сердце Квоньяма по необходимости должно было остановиться, и эта остановка длилась два часа. Теперь возникал роковой вопрос — начнет ли оно снова работать, возбужденное притоком живой крови?.. Теория говорила: да. Но что скажет практика?..
ebooksa