Свирель

Касьянов не ожидал такой чести и стал его благодарить.

— Здесь, в этой глуши, — продолжал предводитель, — мы рады каждому свежему человеку. Вся наша интеллигенция плотно засела в столицах, и у нас здесь положительно все наперечет. Давайте знакомиться! Очень рад.

Они долго пожимали друг другу руки, затем разговорились об университете, о профессорах и хотя были разных факультетов, однако у них нашлось кое-что общее для разговора.

— Пообедаемте вместе! — сказал вдруг Веребьин. — Я тоже стою здесь, у Прасковьи Ивановны, и собираюсь сейчас обедать. Оно немножно раненько, ну да ведь провинция!

Касьянов ничего не имел против, и они перешли в номер предводителя и сели за стол. Во время обеда к ним подсел земский начальник Гриньковский. Они разговорились, сошлись, выпили несколько более, чем обыкновенно, и закончили бутылкой шампанского. Все время затем Гриньковский и предводитель говорили о предстоящих выборах да о какой-то Анне Васильевне и ее дочерях.

— Я обязательно познакомлю вас с ними, — обратился к Касьянову Веребьин. — Ее старшая дочь — это такая цыпочка... — И он сложил пальцы в щепотку и поцеловал их.

— А по-моему, — сказал Гриньковский, — младшая лучше. В ней есть что-то такое-этакое притягательное.

Поговорили еще о дочерях Анны Васильевны и о выборах, выпили еще по бокалу и разошлись. Предводитель тотчас же куда-то уехал, Гриньковский завалился спать, и Касьянов остался один. Спать ему не хотелось, до вечера оставалось еще много времени, и сидеть в комнате одному, без дела, было скучно. Он оделся и вышел на улицу. Гулял он долго, так что заболели даже ноги, и все-таки до вечера оставалось еще далеко.

«Напрасно я так рано приехал, — подумал он. — Было бы выехать сюда прямо на ночь».

В это время послышались бубенчики, и из-за угла, ему навстречу выехала тройка и проскакала мимо него. В экипаже сидела под синей вуалью дама и с ней рядом красивая, бледная девушка. Против них, на маленькой скамеечке, поджав ножки, сидел предводитель Веребьин. Узнав Касьянова, он ласково закивал ему головой и затем нагнулся вперед, чтобы сказать что-то даме. Дама подняла лорнет и мельком взглянула через него на Касьянова. Он остановился и долго смотрел им вслед.

Придя домой, он застал Гриньковского в халате и туфлях.

— Ну что, батенька, — обратился он к Касьянову, — как вам понравился наш город?

— Так себе,— ответил Касьянов.

— Так себе... — усмехнулся Гриньковский. — Дрянной, пакостный городишко, а вы говорите: так себе. А вот погодите, батенька, узнаете нашу публику, так волком взвоете! Мы давеча вот с вами обедали с предводителем, а это такой гусь... Впрочем, увидите сами...

— А мне показался г. Веребьин очень приятным человеком, — сказал Касьянов.

Гриньковский остановился.

— Да вам сколько лет? — спросил он.

— Двадцать восьмой.

— Ну вот, поживите с моё, тогда и научитесь любить собак больше, чем людей.

Касьянову не понравились эти слова. Он посидел еще немного в зальце, помолчал и ушел к себе в комнату. Ожгихина на подала ему самовар, и только что он собрался пить чай, как кто-то подъехал на шарабане к крыльцу, и вслед за тем раздались чьи-то шаги в прихожей.