Атмосфера

Детей продержали в больнице двадцать один день. За это время

Федор пускался в бега дважды. Родители ругались на чем свет. Мать, на смотря на звание непонятно чем больного, щедро шлепала ему подзатыльники, ремень отца перекочевал из пассивного места пребывания – из брюк в боевую готовность – руки – готовый в любой момент исполнить свою вторую обязанность – карающую.

Только сбеги еще раз – выразительно потрясая пряжкой перед носом сына – сердился нервный папа. Федор – предупреждаю серьезно самый распоследний раз. Чуешь?

Врачи крутили ребят и вертели. Брали кровь, светили в глаза, мерили давление, проверяли рефлексы, просвечивали и все это по несколько раз на дню.

Что б я еще хоть раз в эту баночку… эти анализы – шипел ошалевший от всей этой кутерьмы Федор – да ни в жисть!

Разыскали и пригласили узкопрофильного спеца. Тот снова лично повторил все исследования. На Федора стало страшно смотреть – все, если еще хоть кто-нибудь подойдет своими холодными пальцами щупать – пусть лучше батя порит – сбегу и точка.

Наконец присланный ученый муж объявил – опасности для жизни нет. Господин Мадьяров очень своевременно оказал помощь. Должен признать – он большой оригинал. Ну а детей, мы, конечно, еще понаблюдаем, непременно проведем восстанавливающий комплекс всех показанных в данном случае мероприятий. Самые последние исследования проведем – осталось еще выяснить, не попали ли газовые пузырьки в полости суставов, сухожилий и мышц. Часто некрозы развиваются в бедренных костях, что приводит к очень неприятным заболеваниям – остеоартрозам. Любые ограничения в движении не доставят удовольствия никому, но, особенно таким подвижным молодым людям. Нужно учитывать, однако, что подобные заболевания развиваются не один год. И в крайнем случае, как известно, могут привести к недвижимости. Мы не думаем, что подобная опасность имеет место, но мы должны быть уверены.

Представить Феденьку недвижимым – таким воображением ни обладал ни один житель города Коптева, включая врачей. Сам же маленькая бестия вообще не видел необходимости изначального помещения на лежачий режим.

В заточение! Всего–то зубной понадобился – только и делов. А они меня – в больницу по полной программе! И в очередной раз – все, больше не могу, не отвяжутся – сам сбегу!

Зубной Федору действительно потребовался. Прямо на следующее утро, после богатого событиями дня, завершившегося, как известно, нырянием до дна Белоомута, парень проснулся с левой щекой, круто выгнутой наружу.

Перетонит начался, когда в корень зуба под давлением попал воздух, да и переохлаждение тоже поспособствовало – объяснили врачи.

Ох, мать честная! – обалдел от боли и от созерцания собственного личика в старом больничном зеркале, Феденька. Не, ну мало мне, да? Так еще и рожа окривела. Во, попал. Вован, нет ты только погляди!

Вован же, поняв причину возникновения у друга флюса, вместо жалости, проявил удивительное жесткосердечие. От души расхохотался:

Ну ты нашел, братан, где рот разевать…

В самом начале отсидки, точнее отлежки, после первичного обследования и разъяснения происшедшего, к ребятам направили детского психолога – молодого парня – выпускника, возрастом к детям поближе.

Однако, Федор, выяснив специальность задающего бесконечные вопросы пацана-доктора (еще главное скрывает, гад!), аж взвился.

Я вам, что, псих? Молодой специалист пробовал приходить еще несколько раз. Но Феденька так бурно на него реагировал, что реальные отрицательные эмоции при появлении врача явно перекрывали гипотетические положительные и доктора подозрительной специальности отозвали.

Вован на появление психолога среагировала не в пример мягче и послушно отвечал на многочисленные странные вопросы и рисовал шарики с квадратиками, а на удивление Федора отвечал – я что, жлоб? Может ему поговорить не с кем. Все равно тут торчим, не жалко…

Федор говорил более менее откровенно с одной Поленькой. Пока орлы Ефимова обследовали дом, подняв и как следует разглядев каждый камушек, Федор был как сам в себе. Даже Поленьке не удавалось вытащить его из этой незримой ракушки. Позже выяснилось, что останков Крафта не нашли ни в целом ни во фрагментальном виде.

То есть – ни ноги, не руки, ни единого ноготка, ни лоскутка – объяснял Федор другу на соседней койке.