Нерождённый 4

22
18
20
22
24
26
28
30

Шагаю на порог и навстречу, вырвавшись из рук казначея, вылетает вестник. Что это он означает? Уже закончили подсчёт? Так быстро? Тогда мне нужно поторопиться: что дальше будут делать с сокровищами — неизвестно Что если их поднимут на корабль Горо?

Императорский ларец уже пуст, а всё что в нём еще совсем недавно хранилось, разложено по трём новым сундукам. Причём разложено не просто так, а разделено. Слитки в одном — и их так много, что они не уместились, драгоценные камни в другом, а украшения — в третьем.

Оглядываюсь. Пара десятков солдат, офицер и карлик-казначей — неплохая компания… я готов показать им короткое шоу.

Я закрываю дверь… когда закрываешь дверь в форме призрака — со стороны это выглядит странно. Даже пугающе, ведь кажется что двери закрылись сами. Все те, кто сейчас находятся в комнате видят это… и они пугаются.

А еще больше они пугаются когда я перерезаю горло одном уиз солдат рядом с дверью — тонкая полоска появляется на его шее, тут же набухает кровью и вот уже бедолага хватается за надрез так, словно можно заткнуть такую рану.

Дав мгновение насладиться зрелищем всем зрителям, пробиваю горло ножом второму из солдат возле двери и сразу отталкиваю его от себя: сейчас кровь моих жертв — это яд для меня.

В глазах у всех этих людей здесь — страх… невидимая смерть возле двери — способна испугать любого.

Они бы убежали, вот только бежать некуда — единственный выход слишком опасен. Они бы защищались, вот только не от кого защищаться. Он бы попробовали прикончить меня… вот только для этого сначала нужно меня найти.

Ударом ножа в спину убиваю третьего из солдат и отступаю в сторону — крови на полу становится всё больше.

Казначей запоздало вскрикивает и тянется к сумке на плече. Тянется он за листком — послать вестника с просьбой о помощи. Это правильно, но слишком нереально — я даю ему написать несколько коротких строчек, а потом отсекаю кисть ударом шигиру — не хочу, чтобы карлик снова пытался повторить свои попытки позвать подкрепление.

Он, воя, хватается за обрубок. Сейчас возле двери никого нет — меня там нет, но все это стадо слишком испугано, чтобы испытать свой шанс — они видят тела на полу, видят орущего от боли карлика… и боятся повторить их участь.

Новый удар в горло и новый мертвец, держась за шею, оседает на колени в центре комнаты. Смотрю на набитые золотом сундуки… интересно, сколько тут — неужели миллион? Или даже больше? Мне уже не терпится поболтать с карликом — уж, он то знает, он посчитал… недаром я не мешал ему закончить это важное дело.

Кто-то всё же срывается к двери и налетает на мой шигиру. Встреча слишком короткая чтобы закончиться хорошо, а я стряхиваю кровь с лезвия и перешагиваю через тело.

Этот рогатый демон… он что-то вроде камеры наблюдения? Потом Горо заглянет в его багровые глаза и сможет увидеть всё что здесь произошло? Хорошо если так — я даже уже захотел оставить новому императору послание… совсем короткое послание. Всего три буквы… он не устанет, читая его.

Насаживаю на нож еще одного из солдат и пинком ноги отправляю его умирать в испуганную стайку зверьков которые уже ждут своей смерти. Ждите-ждите, придёт и ваша очередь — этот танец не будет слишком долгим… я уже иду и за вами.

Два удара как один — ножом и шигиру в грудь офицеру… а потом я поднимаю его в воздух на лезвиях…

Так странно… я вдруг вспоминаю Аой… и её хрупкое тело на моём шигиру, её взгляд до которого еще не дотронулась смерть… что там было в этом взгляде? Что там было в той странной записке в руках Кайоши? И почему я вспомнил это сейчас, когда офицер висит в воздуха на моих клинках и хрипя, разрезая ладони до костей, старается вырвать лезвия из груди…

Я отпускаю его, пусть уходит, я не хочу портить ему смерть.

Отпускаю и выхожу из формы Госуто — хватит прятаться, хватит интриги, путь каждый посмотрит в глаза мне… прежде чем умереть.

Лезвие шигиру танцует, рисуя кровью странные символы в воздухе. Символы, которые легко прочесть, но никто из тех, кто сейчас ждёт смерти в этой комнате, не хочет их читать. Лезвие моего шигиру пишет им слова песни прощания с жизнью, а звон воздуха расколотого на сияющие осколки играет мелодию.