Вечером следующего дня я стоял за бильярдным столом и бил шары. Через один стол от меня играл Мята. Среднего телосложения с дорогими часами на руке и стильной причёской. Мяте было около тридцати, и он чувствовал себя королём. Не только хорошо бил, но и давил харизмой.
Расправленные плечи, уверенная похода, надменный взгляд. Я не сомневался, что Мята в случае чего разнесёт харю одному из пьяниц, которые бушевали за соседним столом. Но он считал себя выше этого. Таскал с собой охранника на подобный случай.
Вместе с Мятой играла смазливая девчонка, младше его лет на десять. Он учил её держать кий, шире расставлять ножки и бить, а охранник приносил им с барной стойки коктейли. Игра Мяты походила на ухаживания, но девчонка пускала по нему слюни и без этого. Мята был не прочь покатать шары. Если бы ему нужна была только девчонка, он бы смело пропустил эпизод с бильярдом и сразу перешёл к спальне.
Придумав план на коленке, я подошёл к бармену. Продажа сигарет или алкоголя несовершеннолетним в Бетонке казалось такой мелочью на фоне творящегося безумия, что это даже не считали преступлением. Бармен взял мои деньги, положил на прилавок пачку сигарет и кивнул на дверь:
— Курилка там.
В интернате все пробовали курить. Да что там пробовали, многие становились постоянными курильщиками с двенадцати лет, а к шестнадцати самые трудолюбивые хвастались прокуренным голосом и жёлтыми зубами. Мне же тема с курением не зашла. Поддерживать форму было много важнее, чем пускать от безделья дым.
Вошёл в курилку и встал спиной к двум парням, которые обсуждали, каким уродом стал их общий друг. Курил не в затяжку, чтобы не ударило в голову. Выжидал подходящий момент.
Первый раз я сходил в курилку, чтобы не вызывать подозрений, а все последующие совмещал с походами Мяты. Только с четвёртой попытки мне повезло остаться с ним наедине.
— Привет, меня зовут Данил, — без рассусоливаний начал я, ибо знал, что времени у меня немного.
Мята выпустил дым и посмотрел с прищуром. Кажется, он пытался меня вспомнить. Ему и в голову не могло прийти, что мы не знакомы. Мята был птицей высокого полёта и привык, что всякая шелупонь, особенно незнакомая, держится от него подальше. Для этого он даже охранника нанял. Понимая, что разговор может закончится быстро, я продолжил:
— Извини, что пристаю с разговорами. Не подумай, что я какой-нибудь придурок. Я работаю с Тарасом из мелкой банды, которую в Бетонке обозвали Трубами. О трубах, ты, скорее всего, знать не знаешь, но Тарас… Пару лет назад он работал с Калёными и…
— Ты кто такой, мля? — одной затяжкой Мята скурил треть сигареты и посмотрел на дверь. — Чё надо?!
— Ты помнишь, Тараса?
— Ты осознаешь, с кем разговариваешь?
— Да, — я пожал плечами. — Тебя зовут Мята. Я знаю кто ты. Поэтому и подошёл. Не мог бы ты ответить всего на один вопрос? И я сразу исчезну.
— Исчезни прямо сейчас, — Мята затянулся ещё раз, и сигарета почти закончилась. — Я не станут тебя калечить, потому что у меня хорошее настроение. Он очень скоро я передумаю. У тебя есть время на одну затяжку.
Мята сунул сигарету в рот. Остатки табака истлели за следующую секунду, а я по-прежнему стол перед ним:
— Тебя или твоих друзей интересует компромат на Калёных?
Мята разжимает пальцы, окурок летит на пол, а его кулак с золотой печаткой на среднем пальце срывается ударом в грудь. В грудной клетке хрустит. Я выставляю плечи и прогибаюсь вовнутрь, жгучая боль растекается от груди по всему торсу.
Боль не походит на боль от удара. Казалось, мне вкололи ядовитую инъекцию, которая пожирает плоть и ткани. Я сделал три шага назад и упёрся лопатками о стену.