– Докурим – и отправляемся.
– Грех не закончить такие сигары – согласился со мной командир обозников Рауль и мы уставились на океан, неспешно пыхая сигарами.
– Эта далекая гора – заметил Рауль через несколько минут.
– Что с ней?
– Это не просто гора.
– Знаю.
– Каждый раз, когда я гляжу на эту гору, я вспоминаю кое-что. Там смерть… так говорил один давно уже умерший старик.
– Там убивают – согласился я.
– Нет-нет. Речь не об этом. Тот задыхающийся странный старик… мы нашли его на берегу. Он был выброшен волнами почти у самого этого причала – кончик сигары указал на железобетонный монолит – Мы бы не увидели его, не сообщи нам всевидящая Матушка. Тот старик… на нем места живого не было. Примотанные проволокой к бревну объеденные рыбами культи рук, почти обглоданное лицо с клочками седой бороды, израненное и считай освежеванное тело. Я до сих пор не понимаю почему он еще дышал. Этот старик… он успел сказать, что там смерть.
– Тебя этот так впечатлило?
– Да не особо, сеньор. Скорей всего он просто бредил. Но он не сказал, что там убивают или что там умирают. Он сказал, что на Формозе заперта прекрасная ликующая смерть. И порадовав меня такими словами, он умер. То, как это было сказано…
– Тебя впечатлило.
– О да… впечатлило так же сильно как плывущие над Юкатаном истории о жестком убийце Оди… я человек впечатлительный. И доверчивый. Так что я твердо знаю, что никогда не отправлюсь на ту гору, где заперта прекрасная ликующая смерть. И твердо знаю, что не собираюсь ссориться с командиром Оди, что за несколько дней изменил так много и кого сама Матушка хочет отправить обратно, а владычица Камальдула хочет того же и причем немедленно. Да… я человек впечатлительный. Или лучше сказать – рассудительный. Мелких и крупных подстав с нашей стороны не будет. Но если вдруг где-то упадет что-то тяжелое и железное – а такое случается – не надо сразу стрелять, хорошо?
– Постарайтесь, чтобы ничего не падало – улыбнулся я и, сделав еще одну затяжку, поднялся – Докурим по дороге…
Приемник оказался утопленным под скалистым козырьком удивительно знакомым стальным шлюзом. Такой же был у входа в Зомбилэнд – разве что этот был куда больше в размерах. От шлюза начиналась железная дорога, что заканчивалась у бетонной платформы, где остановились наши провожатые. А до этого мы двадцать минут ехали по огромной и ярко освещенной обжитой пещере. Нас перемещала поставленная на железную дорогу грузовая платформа, с которой открывался хороший вид на немалую часть внутренней кухни системных обозников. Так что мы смогли увидеть и выбитые в скалистой толще стойла для шагоходов, и груды контейнеров, многие из которых были превращены в жилье. Множество дымов поднималось от жилых контейнеров и сливались в единое облако, что медленно вытягивались через выход. Тут было прохладно. Но сухо. Частые ручейки большей частью закрыты желобами, а у самого выхода небольшое чистое озерцо – обитаемое, судя по частым кругам на воде и старикам с удочками.
Целый малый внутренний мирок. Мирок транспортников, что проживают здесь свои жизни и затем отправляются вон в то стенное кладбище – в стене многоярусное кладбища с квадратными крышками люков, снабженными именами, прозвищами, годами жизни.
Нам позволили взглянуть на их мир, но платформа ни на секунду не замедлилась и не убыстрилась. Двигаясь в ровном темпе, она доставила нас до стального шлюза, что был украшен двойной надписью полукругом.
Верхняя: «Франциск II: спокойное процветание».
Нижняя: «Камальдула: рассудительное управление».
Рядом со шлюзом имелся экран – опять же знакомый до боли. Под ним квадратик сенсора – к которому я тут же прижал палец. Прижал даже с неким нетерпением. Ответ последовал незамедлительно: на экране проявился зеленый текст: