– О, Дребен! – обрадовалась Яха, схватила его за руку и затащила внутрь. – Не стой столбом, заходи, ты же свой! Ой, а я так и подумала, что это ты! Ты же всегда вечером приходишь! Мама!!! Наш Дребен пришел! Я стол приготовлю?
– Не надо стол, – с сожалением сказал он. – Я поеду сейчас… а ты красивая сегодня! Опять Кола нарядами одаривал? Он тебя забалует.
– Правда красивая? – смутилась Яха.
И они неловко замолчали.
– Охрана куда-то пропала, – наконец сипло сказал он. – Вот я им…
– Обижаешь, командир, – донеслось обиженно с крыши. – Мы тебя еще в начале улицы определили, потому и дозволили Яхе калитку открыть. Охрана бдит!
Хист догадался, что охранник не один там бдит, – но промолчал. Во-первых, сам хорош. Яху увидел – забыл, зачем пришел… А во-вторых, с подружкой охранник точно не задремлет. И глядеть будет во все концы! Еще же и от Ялиньки надо хорониться, а то она сгоряча и дочке подвесит, и полицейского не обойдет.
– Яха, я вот зачем пришел-то, – пробормотал он. – Возок у вас же есть? У меня мама приехала, так надо от станции ее подвезти, старая она уже…
– Это у Колы спрашивать, – озабоченно решила Яха и убежала.
Он невольно проводил ее взглядом. И понимал, что нехорошо, – но удержаться не было сил.
– Ах какой строгий у нас командир! – прошептал наверху смешливый девичий голосок. – Полиция по приказу бегом, так и Яха бегом! А вы его почему-то все любите, а, Бате?
Если бы все, уныло подумал несчастный командир…
Возок выкатился на удивление быстро. Конечно, Яха расстаралась для «нашего Дребена». Управлял парой резвых ишачков младший Гончар, а сама Яха устроилась в возке.
– Меня мама с тобой наладила! – радостно сообщила она. – Сказала присмотреть, чтоб в усадьбе для старушки всё было, а то знает она вас, служивых. Да ты садись рядом, не стесняйся! Тут места много!
Возок оказался с удивительно мягким ходом – Гончары на нем возили особо ценные росписи в город. А вот места на сиденье… Яха в бедрах оказалась девочкой далеко не маленькой, платье для поездки на радостях выбрала легкое и тонкое, почти неощутимое, – так что молодому офицеру всю дорогу казалось, что у него почти что на коленях вертится, подскакивает от любопытства и без умолку тарахтит обнаженная женщина. В общем, измаялся он. Героически боролся с желанием прикоснуться к Яхе – и позорно проиграл, все же положил ладонь на ее талию, поразительно тонкую, гибкую и теплую… Так она же еще и подалась доверчиво к нему при первом прикосновении!
Прелесть волнующей близости Яха же и порушила. На невинное замечание, что ей нравится кататься к станции, взяла да и призналась, что ездит туда при любой возможности, – а вдруг Санниэре уже вернулся? Хист болезненно четко понял, что вот это волнение, и лихорадочное возбуждение, и платье это проклятое, невесомое – это все не для него, а для какого-то невзрачного подростка, имеющего на эту крупную роскошную женщину право собственности. А он просто греется в отсветах ее чувств…
А Яха – она даже не заметила, как он угрюмо замолчал. А он всё же не убрал горячую руку с ее талии.
Мама сидела на скамье около станции, маленькая и незаметная рядом с огромными ребятами из блицштурма. Патрульные, завидев сияние нагрудного знака, хмуро отдали честь. После парочки ночных тренировок теплых чувств к Хисту у них почему-то не прибавилось. Ничего, еще оценят… при первой же сшибке с армией…
– Командир, обрати внимание… – пробормотал старший патруля и указал взглядом на кусты.
Пришлось мимо мамы идти разбираться – служба превыше всего.