— Да твою-то мать! — Литвин оказался забрызган кровью и мозгами с ног до головы.
Похоже, я раньше недооценивал этот пистолет — серьезная штука. Бошку разворотило так, что смотреть страшно. Да чего там, черепушка мара лопнула, как спелый арбуз. Странно, почему не попытался стрелять в нас? Понял, что нас много и ему не уйти? Или боялся, что если сможем вновь поймать — таки начнем пытать? Вполне может быть.
— Черт! Как так то? ‒ спросил я.
— Похоже, ножик был припрятан у него, — предположил Литвин.
— Ценное замечание, особенно тогда, когда воочию этот нож видел. Где спрятан то был?
— Да хрен его знает.
Я тихо выматерился. Ну как так-то? Впрочем, шансов выбить информацию из пленника изначально было мало. Чего уж жалеть.
Пока я матерился, Литвин пытался оттереть с лица чужую кровь и мозги, но получалось у него только хуже: лишь размазывал это месиво по собственной физиономии.
— Стоп! Не вытирайся, — сказал я.
— Чего? Почему? — удивился Литвин, но пытаться вытереть лицо прекратил.
— У нас второй есть. Что-то мне подсказывает, что у него клона нет, и пускать себе пулю в башку он не будет.
— Ха! ‒ сообразил Литвин. — Решил мной напугать?
— Угу.
— Ну, идем…
Мы появились из-за скалы и второй пленник, который уже успел прийти в себя, и которому Кийко успел перевязать раны, с ужасом взирал на нас. Точнее, смотрел он исключительно на Литвина, заляпанного чужими кровью и мозгами.
— Ээээ… — похоже, не только пленник, но и Кийко был поражен тем, как выглядит Литвин, и явно хотел поинтересоваться, что, собственно, произошло.
— Он все сказал, — произнес я, обращаясь к Кийко, и повернулся к Литвину, указывая на пленника, — этого в расход.
И того моментально проняло, он задрожал, сжался, с ужасом глядя на приближавшегося к нему Литвина.
— Нет! Нет… — тихо запричитал пленник.
— Что, жить хочется? — осклабился Литвин.