— Я скуцал, — просто сказал Агостон, разжимая объятия.
Тучи над головой рассеялись, и Реймонд понял, что гроза — буквально — закончилась. Можно было не сомневаться, что впереди его ждет ещё много ворчания, упрёков, и, возможно, градин по голове, но это были уже мелочи.
— И я тоже, — признал Реймонд.
Мать Реймонда и дочь Агостона умерла, когда сам Реймонд был ещё маленьким. От неё у младшего Хатчета остались лишь смутные детские воспоминания о тепле, сильных руках и колыбельной перед сном. Собственно, из родных людей у Реймонда был только дед, и, соответственно, наоборот, и в результате Агостон, боясь разбаловать внука, проявлял к нему излишнюю (по мнению Реймонда) суровость. Эти воспоминания придавали отдельного радостного оттенка свободе и развлечениям вдали от дома, но всё же следовало признать — Реймонд скучал и по дому, и по деду.
Внутри башни практически ничего не изменилось: толстые каменные стены, отлично хранящие тепло зимой и холод летом, широкие коридоры и комнаты, ковры и гобелены на стенах, и тяжеловесная, сделанная на века, под стать дому, мебель.
— Накрывай на стол, я скоро приду, — буркнул Агостон, сворачивая в свою мастерскую.
Реймонд знал, что вход туда прикрыт магической защитой, и теперь, прищурившись, попробовал увидеть полог. В само́й мастерской он бывал в детстве, но буквально считаные разы и под строгим присмотром деда. Если теперь научиться туда входить самостоятельно… Реймонд вздохнул, признавая свое бессилие. Если бы он учился лучше, то наверняка смог бы всё увидеть, но если бы он учился лучше, то сейчас сидел бы в Вагранте и готовился к выпускным экзаменам, изредка сбрасывая напряжение на дружеских студенческих пирушках. Если бы он учился лучше, то, глядишь, и работу бы себе уже нашёл, и с Агатой не поссорился… Решив, что сейчас не стоит дополнительно злить деда, Реймонд пошёл выполнять поручение.
В кухне было тепло, уютно и пахло едой, и настроение Реймонда сразу улучшилось. Ухватив ломоть хлеба, он начал жевать и осматриваться. Судя по всему, за кухней и башней по-прежнему присматривала домна Киэра из клана Мондиш, которую Реймонд в детстве какое-то время искренне считал мамой. Теперь, после жизни в Вагранте, Реймонд задался вопросом, состояла ли она в отношениях с дедом, но быстро отогнал эту мысль. Дед, конечно, магистр, и вообще самый сильный маг в здешних горах, но замужняя домна, да с внуками? Нет, такого горцы точно не поняли бы, а деду, насколько теперь понимал Реймонд, достаточно было щёлкнуть пальцами, чтобы набрать себе сколько угодно незамужних горных красавиц.
Во вплавленном в камень сундуке-артефакте он обнаружил чугунок горячей ухи и потащил его наружу. Хорошая штука сундук, останавливающий время — в каком виде положил вещь, в таком и достал — но больно уж дорогая; во всем Перпетолисе такой был только у деда и у короля. Пока Реймонд возился с овощами, пытаясь изобразить жалкое подобие салата, а также подогревал воду в котелке, дед уже закончил свои дела и пришёл на кухню.
— Столицная жизнь совсем тебя разбаловала, — покачал он головой, глядя на жалкие кулинарные попытки внука.
— Просто там нет необходимости всё делать самому, — сказал Реймонд, и сам ощутил, что его оправдания звучат довольно жалко.
— Знаю, — коротко ответил дед.
Затем он без церемоний притянул к себе чугунок и начал шумно хлебать уху прямо из него. Реймонд замер, так как за годы в Вагранте отвык от горской простоты нравов. Что за моветон! Однако же, отказываться от обеда Реймонду не хотелось — с утра не жрамши. Вздохнув, он подсел поближе и тоже зачерпнул ухи из котелка. Как в детстве.
Какое-то время кухню оглашал только перестук ложек и довольное кряхтенье и чавканье. Ломать голову над словами деда Реймонд не стал: давно уже убедился, что бесполезно пытаться узнать, где же они жили раньше, до того как перебрались в Перпетолис. Дед просто замыкался в себе, как скала, а на особо энергичные расспросы мог и подзатыльником одарить.
После ухи пришел черед травяного взвара, и Агостон щедрой рукой сыпанул горсть сушёных трав в котелок. Реймонд отхлебнул и закашлялся, думая о том, что дед был прав: столичная жизнь его разбаловала. В Лахте, столицей которой был Вагрант, предпочитали сладкий взвар, причем не такой крепкий, не такой кислый и не такой вяжущий. Дед исподлобья наблюдал, шумно отхлебывая из кружки, и Реймонд прямо физически ощущал его недовольство.
Не злобу, нет, именно недовольство.
— Я думал, цто науцил тебя самостоятельности, умению трудиться, — заговорил Агостон, допив и стукнув кружкой о столешницу, — думать, прицём головой, а не задницей, и думать своей головой, а не цужими, но вижу, цто ошибся.
— Мог бы и сам меня учить, — не удержался Реймонд от ответного выпада.
— Мог бы, — признал дед, — но не стал. Как думаешь, поцему?
— Возиться не хотел, — пробурчал Реймонд под нос, чувствуя, что ляпает лишнее и ненужное, и в то же время не в силах остановиться.
ebooksa