— Ясно, ладно… — я зевнул. — Я передам ей. Давай, надеюсь, что успею к утру ещё вернуться, а то сегодня надо опять в штаб ехать.
— Осторожнее только, люблю тебя, — чмокнула она меня в щёку.
— Я тоже, — я, в свою очередь, ущипнул её за филейную часть, из-за чего она озорно улыбнулась и вытолкнула меня в коридор.
— Беги уже, искуситель, а то тьма в тебе заигрывается.
— Это же свет, — ответил я закрывающейся двери.
— Свет будет, когда вернёшься, — отозвалась она весело и закрыла дверь. А мне ничего не оставалось, кроме как брести покорно к лифту.
Огромным плюсом в пентхаусе было то, что у меня был свой отдельный лифт, которым я мог пользоваться когда угодно. И на нём я мог попасть на любой этаж, включая закрытую для посетителей парковку, которой я постоянно в последнее время и пользовался. Здесь, на подземной стоянке, под круглосуточной охраной я не рисковал получить пулю, не успев сесть в машину.
Больница Верхнего города, вернее, его перинатальное отделение, куда сразу отправили Кассандру, как рожавшую раньше срока, славились двумя факторами — надёжностью и дороговизной. Там имелось самое дорогое и новейшее оборудование, а за дополнительную плату можно было достать последние достижения медицины, не доступные обычным смертным. Среднестатистическому жителю туда было не попасть — для них предназначался другой перинатальный центр, а здесь рожали самые-самые, кто хочет быть уверенным, что даже в случае непредвиденных обстоятельств всё пройдёт на ура. А желающих родить там и имеющих достаточно денег на это в Сильверсайде было немало. И располагался он не в самом городе, а в его пригородах, чтобы роженицам было спокойнее.
По крайней мере именно это я прочитал в интернете с Джеком. Учитывая возраст Кассандры, мы сразу предполагали, что что-то может пойти не так, потому забронировали там для неё место, оплатив накладные расходы. Как видно, совсем не зря. Но даже так, я чувствовал едва заметное волнение, прекрасно понимая, что даже самое дорогое оборудование с самым лучшим персоналом не всегда способны спасти ситуацию.
Выехав с подземной парковки, мы попали на пустынные улицы ночного города, ярко освещённые фонарями и светом из окон. Иногда мимо нашего картежа проносились местные гонщики, словно стремящиеся найти столб покрепче или поворот покруче. Ближе к центру город неожиданно оживал, будто ночь его совсем не касалась. Здесь было много людей, дорогих и не очень машин. Всякие клубы, бары, рестораны, которые не пестрили надписями, как в районе бабочек, а вполне себе неплохо вписывались в общую атмосферу города, зазывая людей. Здесь наиболее чувствовалась жизнь города, которая пульсировала словно сердцебиение.
Наш кортеж проехал центр, следом закрытые офисные высотки и деловые центры, жилые массивы. Когда едешь вот так по городу, которому не видно ни конца, ни края, кажется, что он бесконечен и у этих стеклянных башен нет предела. Но вот мы проехали последние небоскрёбы, за которыми была большая дорожная развязка, и уже за ней попали в небольшую индустриальную зону. Словно дорога была своего рода границей. Здесь располагались склады, всякие технические здания и прочие постройки, обеспечивающие мегаполис. За ними начинался небольшой символический лесок, который отделял сам город от пригорода с коттеджами. Чуть дальше там же на сопке располагался и перинатальный центр. Обнесённый высоким забором с охраной и пропускным пунктом, словно на военной базе, его можно было назвать одним из самых надёжных мест.
Дело в том, что там рожали жёны и дочери тех, кто готов отдать миллионы за их сохранность. А учитывая войны домов, причины превратить это место едва ли не в самое сохранное в городе были. Там в состав охраны входили даже импульсники класса Магистр. Это не говоря о том, что само заведение было государственным и защищалось не только законом, но полицией. Но, как известно, иногда дома заходят слишком далеко в попытке победить или убить, нарушая при этом все правила, потому такие меры были вполне обоснованы.
Пока мы ехали через индустриальный район, я всё гадал про себя — девочка или мальчик родится у Джека? Я у него не спрашивал, кого он конкретно хотел бы видеть, но думаю, что такому, как Джек, было бы всё равно. Девочка или мальчик, результат один и тот же — он будет в восторге.
Ещё меня волновала Кассандра. Не хочу показаться циничным и жестоким, но волновала она меня даже больше, чем ребёнок. Значительно больше. Я не говорю даже о том, что она ценный сотрудник, хотя и это тоже. Без неё за Джеком некому будет приглядеть. К тому же, если с ребёнком что-то произойдёт, то им будет легче пережить это вдвоём. Но если что-то произойдёт с Кассандрой, у Джека может случиться нервный срыв. Слишком уж он около неё трясётся в последнее время. А преждевременные роды так вообще удар ниже пояса. Джек если не достал сейчас всех там, то точно распугал своим поведением. И я туда ехал чтоб не Кассандру поддержать, а чтоб за Джеком присмотреть. Он вроде и стал в последнее время более… взрослым, если так можно выразиться, но всё равно пока доверия у меня особо не вызывал.
И всё же, мальчик или девочка?
Я пока думал над этим, невольно задумался и о нас с Марией. Ведь если так дальше продолжится, нас тоже будут ждать дети. У меня уже есть, конечно, но тут будут свои. Непривычная мысль, даже несмотря на тот факт, что я уже пытаюсь с горем пополам воспитывать двух девиц с характером. И…
Меня невольно посетила мысль, что такая жизнь, которой я живу, не то, что бы мне хотелось пожелать своим родным детям.
Эта простая мысль пришла как озарение, словно взгляд со стороны. Как иногда ты просыпаешься или же неожиданно находишь решение к сверхсложной задаче, которое оказывается совсем простым. Иногда ты просто понимаешь что-то, что раньше почему-то до тебя не доходило. А иногда ты просто видишь всё как есть, без прикрас, в его реальной форме, понимая, что именно тебя смущает.
Я бы вряд ли пожелал такое своим детям. И глядя на Соню с Эйко, которые сидят в пентхаусе, как в осаде, разве это то, чего мне хочется?
Я уже не раз задумывался над этим и каждый раз принимал разные решения. Сначала говорил, что мне эта жизнь нахрен не сдалась и нужна лишь для шага дальше. Потом говорил, что для меня это и есть жизнь, моё детище, как правильно заметил Маркус. Сейчас, подумав о своих родных детях, задумался — а действительно ли это и есть весь мой смысл жизни? Может такая жизнь просто временная замена для моих реальных желаний?