— Ты хочешь что-то узнать, Томас? — полюбопытствовала она спокойно. — До того, как выпьешь зелье?
— Вообще-то да, я хотел спросить немного о самом себе, как бы это странно ни звучало, — согласился я. Уже было собирался задать вопрос, как Нинг опередила меня.
— Человек ты или биологическая машина, верно?
— Ты уже знаешь, — усмехнулся я немного обречённо. — Часто им клоны задаются, как погляжу.
— Ты даже не представляешь как.
— Это, наверное, глупый вопрос, но…
— Не глупый, — не согласилась она. — Однажды Барбара, или как ты её зовёшь, Фиеста, как только узнала правду, задалась таким же вопросом.
— И?
— У неё поехала крыша.
— У Фиесты? — не поверил я.
— Она задалась вопросом, настоящая ли она, настоящие ли её чувства или всё это написано другим человеком. Она зациклилась на них и… — Нинг развела руками. — Мы очень долго выхаживали Барбару. После этого мы стараемся сразу расставить всё по своим местам, чтоб у наших сестёр и братьев не было больше сомнений по этому поводу.
— Потому она немного… странная?
— Такое не проходит бесследно, — кивнула ведьма. — И то, насколько сильно она себя загнала этим вопросом, показывает, насколько это опасно. Мы подозреваем, что это проявляется сугубо у клонов. В конфликт вступает наше сознание, — коснулась Нинг головы пальцем, — программа и душа, — она приложила ладонь к сердцу. — Появляется попытка осознать самого себя, зацикливание и под конец безумие.
— Не весело. Так человек я?
— Человек. Но тебе нужны доказательства, одним моим словом твоё сознание не успокоиться и вновь вернётся к этому вопросу.
— И какие же это доказательства? — спросил я.
— Например, ваша история, — мягко произнесла она. — Она показывает, что клоны имеют душу и они не просто машины в руках людей.
— Мы так… сильно повлияли на всё? — удивился я. — Мы же просто устроили побег, нет? За это нас ликвидировали.
— Просто устроили побег? — усмехнулась Нинг. — Вы изменили представление о нашей природе. Показали, насколько могут стать опасны клоны, из-за чего с вами не стали церемониться. Вы стали первой ступенькой к нашей свободе. И единственной, по сути.
— Но нас всех убили, — подытожил я глухо. — Так что мы натворили?