Тяжело вздохнув, он вслух задал главный вопрос, который мучил в этот момент весь Великий Гусляр:
– А всё же, кто это устроил?
И в тот момент, когда он, не дождавшись ответа, поднялся, чтобы зажечь свет, особенно большая груда бумаги в углу вдруг зашевелилась.
Профессор Минц был настоящим исследователем и изобретателем, а потому совершенно не испугался ожившего вороха обрывков. Лев Христофорович всё же щёлкнул выключателем, дабы получше рассмотреть интереснейший научный феномен, как вдруг внутри кучи кто-то громко чихнул.
От этого громкого, а главное, сильного чиха бумага разлетелась в стороны, и взору умудрённого опытом профессора предстал некий субъект, отличающийся повышенной волосатостью тёмного цвета и яркими зелёными глазами, испуганно глядящими из вороха всклокоченной шерсти вперемешку с бумажными ошмётками.
– Позвольте, молодой человек… – проговорил Минц, надевая очки и внимательнее рассматривая незнакомца.
Но тут существо вновь громко чихнуло, отчего остававшаяся вокруг него бумага с громким шелестом разлетелась по всей комнате, а у волосатого субъекта обнаружился хвост.
Да-да, самый настоящий хвост!
Минц, наконец надевший очки, от удивления только и смог протянуть долгое «Да-а-а…», а хвостатый гость уже начал затравленно озираться в поисках подходящего убежища.
К сожалению, профессором уже завладела страсть к открыванию и познанию неизведанного, когда никто и ничто не может просто так уйти неопознанным. Незнакомец, видимо, увидел в глазах Льва Христофоровича иное будущее для себя, а именно в виде препарированной тушки, и потому лишь тихо заскулил в углу.
Лев Христофорович был великим учёным, но никогда не был извергом. В своё время активисты «Green Peace» даже наградили Минца своей почётной медалью, придуманной ими специально для учёных. На одной стороне медали была изображена маленькая белая мышь с пробиркой в лапках, а на другой красивым каллиграфическим шрифтом выведена гордая надпись: «Во время опытов не пострадало ни одно животное!»
Со словами «уси-пуси» и умиротворяющей гримасой на лице профессор медленно двинулся к «неопознанной обезьянке», как он мысленно уже окрестил для себя это существо из-под груды бумаги.
«Неопознанная обезьянка» продолжала скулить, но когда профессор приблизился почти вплотную, она вдруг с криком «Я не виноват!» ринулась в соседнюю комнату. Лев Христофорович сначала оторопел, а потом кинулся следом.
Казалось бы, что ещё можно уничтожить в уже и так развороченной квартире? Однако, как показал опыт погони за теперь уже «неизвестной
Уничтожение сопровождалось жутким грохотом и звоном, топотом Льва Христофоровича и дикими воплями и нецензурной бранью убегающей «обезьянки».
И вполне естественно, что многие соседи просто не могли оставить без внимания странные события, происходившие в квартире их горячо любимого и уважаемого профессора.
Первым у дверей оказался Грубин. Пока он прикидывал, вызывать бригаду скорой помощи, или сразу звонить в психиатрическое, чтоб усмирить поехавшего головой на почве утраты имущества Минца, возле дверей материализовались старик Ложкин и Удалов с внуком Максимкой.
В этот момент за дверями раздался особенно жуткий грохот с последовавшими трёхэтажными матюками.
– Это не Минц, – уверенно сказал Ложкин.
– Надо ломать, – подытожил Грубин.