Иловайский капкан

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не, — помотал прапор головой. — Автор не известен.

— Ну, тогда к столу, — сделал радушный знак хозяин.

Сидели до первых звезд, а потом разъехались. Женатые по квартирам, у кого были, остальные в общежитие.

На следующее утро у Сашки был выходной, что радовало. Их давали не так часто. Он встал пораньше, когда соседи по комнате еще дрыхли, принял холодный душ и спустя полчаса вышел во двор общежития в мотоциклетном шлеме, джинсовом костюме и с туго набитой спортивной сумкой.

Там были продукты для родителей, купленные накануне, а также подарок Оксане. После окончания института она вернулась в Стаханов и работала врачом в больнице.

У гаражного блока, отсвечивая рубином, стояла его «Ява». Шубин завел мотор и тронулся к будке КПП. Сонный дежурный поднял изнутри шлагбаум, Сашка приветственно махнул рукой и вырулил на еще пустынные, мигающие светофорами улицы. Через десять минут он достиг квартала Гаевого, выехал на трассу, и в лицо ударил ветер. Трасса, по которой неслась «Ява», пролегала средь бескрайних полей, окаймленных посадками, за ними справа тянулась череда меловых гор, у которых в утренней дымке темнели высокие осокори над белеющими в долинах селениями. Потом ландшафт чуть сменился: у горизонта там и сям засинели терриконы, и мотоцикл стал приближаться к металлургическому Алчевску. Несколько уходящих в небо труб когда-то одного из крупнейших в Европе комбината еще дымили, в воздухе чувствовался запах доменного шлака. Вскоре он сменился свежестью рощ и лугов — мотоцикл вымахнул на возвышенность Брянки, за которой на широком просторе раскинулся Стаханов. Миновав окраину, а потом центр с малолюдным базаром, городской с прудом парк и квартал Стройгородок, байкер оказался на другом конце, в Чутино. Когда-то это было основанное еще запорожцами село, а теперь несколько утопающих в зелени улиц, окаймленных сонной речушкой Камышевахой. Со стороны древнего Свято-Николаевского собора звонили к службе.

Подъехав к дому родителей, Сашка заглушил мотоцикл и, прихватив с багажника сумку, направился к воротам, на басовитый лай своего любимца Дозора.

— Ну, будет, будет, — потрепал он его по загривку, войдя во двор, а навстречу уже спешила мать, вытирая о фартук руки.

— А где батя? — расцеловавшись с ней, поинтересовался гость, когда зашли в летнюю кухню.

— В саду. Зови его, будем завтракать.

— Понял, — ответил тот, поставив сумку на табурет, и вместе с Дозором прошел к внутренней калитке.

За ней белели известкой стволы десятка яблонь, слив и груш, а в конце усадьбы, на низкой лавочке рядом с плакучей ивой, у тихо струящейся воды, сутулился отец.

— Здорово, батя! — пожав старику руку, уселся рядом.

— А мы уж тебя заждались, — оживился тот. — Вот, собираю урожай, — кивнул на стоящую рядом корзину с золотистым анисом.

Сашка взял один и смачно захрустел, констатировав «в самый раз», после чего оба закурили.

— Ну, как дела на службе, сынок? — затянулся сигаретой отец.

— Вчера взяли очередную банду. Полные отморозки.

— Да, развелось этой погани кругом. Прям настоящая война, — вздохнул Иван Петрович.

— Ничего, батя, прорвемся. Там мама зовет завтракать.

— И то дело, — кряхтя, поднялся старый шахтер. — Бери корзину.