Полнолуние

Выпавший из разжавшихся пальцев нож упал на бетонный пол и, отскочив немного в сторону, остался лежать между двумя людьми, один из которых уже почти не чувствовал своих ног, а другой, казалось, и вовсе утратил способность что-либо чувствовать.

— Хочешь покончить со всем этим? — Губы Николая дрогнули, силясь изобразить усмешку. — Тогда сделай все сам. Ты же можешь. Ты ведь уже доказал. Так давай, бей! Кого ты хочешь ударить? Меня, себя? Давай же, пока они дверь не вынесли.

Рука метнулась к лежащему на полу оружию с такой скоростью, что Николай успел лишь испуганно моргнуть, когда лезвие блеснуло у него перед глазами. Выставив перед собой левую руку, подросток правой, держащей нож, подтянул на ней рукав, обнажая запястье. Секунду, может быть, даже дольше, два человека смотрели в одну и ту же точку, на светлую полоску кожи под черной тканью пуховика. Затем Николай почувствовал, как в голове его нарастает какой-то странный, заглушающий все на свете гул, от которого невозможно укрыться, даже зажав уши. Пытаясь защититься от этого нового источника боли, он втянул голову в плечи и уже собирался было зажмуриться, как холодная сталь рассекла сперва воздух, а затем кожу на левом запястье Олега Кноля.

Поняв, что самому ему с дверью не совладать, Зубарев обернулся. Рядом с «хайлендером» Лунина стояли еще несколько автомобилей уже успевших подъехать сотрудников колонии. Саданув еще раз по двери ногой, оперативник, поигрывая пистолетом, решительно направился к толпящимся возле машин зевакам.

— Так, болельщики, — рявкнул Вадим, сплевывая себе под ноги, — у кого тут гаражи рядом? Болгарку сюда надо, иначе никак дверь не вскроем.

Упрашивать никого не пришлось. Уже через несколько минут мощная дисковая пила была подключена к удлинителю, который в свою очередь удалось подсоединить к взломанному Колычевым распределительному щитку, висевшему на наружной стене гаражных боксов. Пронзительный визг бешено вращающегося диска наполнил округу в тот самый момент, когда в кармане у Лунина завибрировал телефон. Взглянув на экран, Илья чертыхнулся, время для разговора было явно не самое удачное. Поколебавшись еще пару секунд, он все же принял вызов, хотя что-то ему подсказывало, что делать этого не стоит.

— Алло, Илюшенька, ты меня слышишь?

Голос матери едва прорывался сквозь истошные завывания режущей металл болгарки. Илья плотнее прижал телефон к одному уху и попытался свободной рукой зажать другое, но тут же понял, что тише от этого почти не становится.

— Не очень! Что-то срочное?

— Я у папы. — Мать явно поднесла телефон ближе ко рту, и теперь ее было слышно немного лучше. — У папы! Ты слышишь меня?

— Да.

Вращающийся диск, выбрасывая сноп тающих в воздухе искр, с легкостью входил в листовую сталь.

— Папу сегодня утром перевели из реанимации в палату… Как ты говоришь? — Ольга Васильевна уточняла что-то у бывшего супруга. — Интенсивной терапии палата. Ему уже лучше, я сейчас трубку передам. Поговорите немного.

Пронзительный вой вдруг сменился разочарованным затихающим гулом, и тут же его перекрыл возглас выхватившего пистолет Зубарева:

— Отошли все! Олег, я вхожу. Без глупостей!

Стальная створка распахнулась. Держа оружие на изготовку, оперативник бросился внутрь. Следом тут же заскочил Аркадий Викторович, за которым последовал участковый.

— Я не могу сейчас говорить, — пробормотал Лунин, устремляясь к гаражному боксу. — Я чуть позже перезвоню. Хорошо?

— Как это хорошо? — возмутилась Ольга Васильевна. — Ты что, отцу два слова сказать не можешь?

Чувствуя себя преступником, Илья сунул телефон в карман. Пригнув голову, он шагнул в дверной проем и тут же остановился, пытаясь сориентироваться в сложившейся обстановке. Сзади кто-то напирал ему прямо в спину. Недовольно обернувшись, Лунин молча посмотрел на толпящихся у входа людей и, укоризненно покачав головой, захлопнул дверь. Гул возбужденных голосов сразу исчез, зато хорошо стал слышен плач.

— Я не смог! Я не смог этого сделать! Я ничтожество теперь! Я трус!