– Это был юмор, – объяснил Грин. – Я сделал важное общественное заявление. Наша культура пошлая и материалистическая. Кто-то должен был вынести что-то вроде протеста. Я испробовал своё право слова максимально ответственным способом. Я им не злоупотреблял. Я не кричал «свингеры» в переполненном театре.
Я заметила, что на лице Грина отразилось возмущение.
– А как же дети, которые смотрят на эти ваши сценки? – спросил Брайн. – Вы не думаете, что могли им навредить, когда работали?
– Да нет, не думал, это моё хобби – самоуверенно сказал Грин. – Дети сейчас каждый день по телевизору видят и что похуже. Детской невинности больше нет. Именно это я и пытался донести миру. Это разбивает мне сердце.
«Звучит так, как будто он правда так думает», – подумала я.
Однако мне было очевидно, что это вовсе не так. Ни одна клеточка Рорри Грина не отличалась моралью или сочувствием. Я всё больше подозревала его с каждой секундой.
Я пыталась понять что-нибудь по его лицу, однако это было не так-то просто. Как самый настоящий социопат, он прекрасно прятал свои истинные чувства.
– Скажите мне, Рорри, – спросила я. – Вам нравится проводить время на улице? Я имею в виду жить в палатках, рыбачить.
Лицо Грина озарила широкая улыбка.
– О, да! С самого детства. Иногда я уходил на природу в одиночку и пропадал там неделями. Я иногда думаю, что был Индианой Джонсом в прошлой жизни.
– А охотиться вы тоже любите, может даже освежёвывать туши животных? – поинтересовалась я.
– Конечно, всё время, – сказал он воодушевлённо. – У меня дома полно трофеев. Ну, знаете, чучела голов лося или оленя. Я их сам делал. У меня настоящий дар к таксидермии!
Прищурившись я внимательно посмотрела на Грина.
– У вас есть любимые места? Какие-то леса, например. Государственные и национальные парки?
Грин задумчиво потёр подбородок.
– Я часто езжу по разным местам. Трудно выбрать что-то одно.
Встрял Брайн:
– А как насчёт Виндзора? Там есть прекрасные леса и озера.
Грин вдруг насторожился.
– Почему вы спрашиваете? – спросил он тревожно.