— Кто? — упругим металлическим голосом выдохнул Корозов, тяжело хрипло дыша, медленно всем телом поворачиваясь к охранникам.
— Они оба насиловали, оба насиловали по очереди! — все тем же истошным визгом рыдала Нарлинская. — Они звери! Я ненавижу их! Я ненавижу тебя! Зачем ты делаешь это со мной, Глеб? Я ни в чем не виновата! Я ни в чем! Ни в чем!
Напружинивая тело, Корозов впился взглядом в парней. Его карие глаза были страшны.
— Во дает! Настоящая артистка! — вдруг спокойно хохотнул Толян. — Ну и здорова врать, актрисулька. Задницей перед нами крутила, Глеб, это точно. Голой бегала перед нами. Показывала свои прелести. В постель упорно зазывала! Это было, Глеб. А вот чтобы мы на нее польстились, это вранье! Мы с Саньком ребята стойкие, нас на мякине не разведешь! — и снова хохотнул, трогая пальцами шевелюру. — А здорово притворяется! Правдоподобно! И плачет настоящими слезами! Душу рвет! Хорошая артистка.
В замешательстве Глеб посмотрел на другого охранника, потом оглянулся на Еву, не зная, кому верить. Недоверчиво спросил:
— Откуда в таком случае у нее синяки на теле?
Толян опять спокойно пожал плечами:
— Приготовилась актрисулька к твоему приходу. Но только без нашего участия.
Спокойствие и рассудительность Толяна остудили вспышку Корозова. Он опять оглянулся на Еву. Та, размазывая слезы по лицу, натирая до красноты глаза, захлебываясь плачем, пролепетала:
— Значит, я сама себе синяков наставила? И ты поверили им, Глеб. О чем тогда мне с тобой можно говорить? Не хочу и не буду!
Будучи еще в сомнении, Глеб снова вопросительно обвел глазами охранников. На этот раз усмехнулся Санек:
— Да ты спроси у нее, Глеб, какая и в каком месте у меня татуировка? И где у Толяна родимое пятно? Если мы тут беспрерывно упражнялись с нею, так она должна знать это назубок! — Санек почесал впалую грудь. — Врет и не краснеет! Во профессия! Так наловчиться врать, вешать на уши лапшу! Это не каждый умеет! И главное, что такому в институте учат! Да еще платят за это деньги!
Вопросы Санька вогнали Нарлинскую в ступор, к такому повороту она не была готова. Не предусмотрела подобного хода со стороны охранников. Все разом пошло насмарку. Вляпалась по самое не хочу. Теперь надо было как-то выплывать из этого положения.
Запахнула полы халата, скукожилась и плюхнулась на диван. Поджала ноги и уткнула лицо в колени. Потом подняла глаза на Глеба и, как ни в чем не бывало, тихо с усталостью в голосе проговорила:
— Можно с ума сойти от этого сидения! Я не хочу больше бить баклуши, мне нужна сцена, хочу играть в спектаклях! Не могу без этого! Это моя жизнь! Ты ждешь от меня ответов на вопросы о твоей жене, просто насильно выжимаешь их! А я не знаю, что тебе отвечать, не знаю ответов! Я могла бы что-нибудь соврать тебе, вон твой охранник назвал мою профессию лживой, но кому нужна моя неправда? Тебе? Тогда напиши, какие ответы ты ждешь от меня, и я повторю их, как ты желаешь. Сыграю роль! Но только пойми, что это будет всего лишь роль. А на самом деле все совершенно не так. Я не знаю, где твоя жена! Я не знаю, кто похитил ее! И я не знаю, зачем похитил!
Но Глеб был непреклонен, он не верил ей:
— Если ты будешь по-прежнему упираться, мне придется применить к тебе другие меры, — он не сказал, какие меры намерен еще употребить, но этой недоговоренностью явно рассчитывал нагнать страх на Еву. А если не вызвать страх, то заставить девушку заволноваться.
Она соскочила с дивана, пробежалась по ковру и мгновенно, как на сцене, перестроилась на новую волну:
— Зачем ты пугаешь меня! — воскликнула. — Я и так всего боюсь! Я не нахожу себе места! Тебе мало того, что ты запер меня в этой клетке, так ты намерен еще продолжить издевательство!
— Ты что-то путаешь, — сурово смотрел на нее Глеб. — Никто тебя не запирал, ты у меня в гостях.
ebooksa