Стеклянные тела

22
18
20
22
24
26
28
30

Из-за существа, которое пожирает меня изнутри, у меня хронические мигрени, но я начинаю привыкать к этой ноющей боли. Она напоминает мне о том, что я смертен.

Мужчины наверху, в гостиной, а мы в кабинете. Мы с младшим братишкой на персидском ковре, у каждого на коленях книжка.

Серьезные голоса из-за двери, когда папа, Фабиан Модин и Ингмар Густафсон бубнили, что делать с мамой, которая сейчас в больнице, и что станет с нами, детьми.

Я до середины одолел «В поисках утраченного времени» и думал, что книга едва началась, хотя я читал уже четвертый том. Только взрослые могут быть такими скучными и настолько занятыми собой, чтобы их воспоминаниям могло давать ход печенье. Достаточно провести рукой по попе и ощутить, как саднит кожа.

Братику четыре, скоро пять. «Полетаем?» – спросил он, и я понял, что ему хочется играть.

В игру, в которую мы всегда играли.

Ингу опускает сложенную горстью руку в воду, снова смачивает лицо.

Его движения отчетливы, хотя мозг погибает. Уверенность базовых движений, глубоко привычных, рефлекторных. Автопилот.

Я знаю, как функционирует его голова.

Ингу поднимает взгляд, смотрит вдаль, на запруду; кажется, он расслабился. Сидит тихонько передо мной, дышит размеренно, глубоко.

Запруда черная и абсолютно неподвижная, как силуэт головы Ингу, как верхушки деревьев на фоне ночного неба. Нагромождение голых веток и крон, они словно образуют одну большую гору хвороста, сросшегося вместе.

Еще там есть месяц – внизу, за полосой дымных туч.

Только картинки, никаких мыслей.

Так оно есть, я не думаю ни о чем великом или важном. Момент плоский и одномерный, как зеркальная поверхность запруды, и я ни фига не думаю. Ничего, кроме банальных картинок, которые можно приукрасить словами.

Картинка: мой братик передо мной, стоит на коленях на персидском ковре, совсем как сейчас Ингу на устланной листьями полоске берега.

Я обнял его, ощутил сладкий, мягкий запах от его пушистых волос. «Полетели», – сказал я, и ковер поднялся в воздух.

Коричневый сосновый пол стал пустынями Святой Земли. Мы летели с юга, из Эдома, над Иудеей и городом Хевроном и дальше на север, вдоль побережья Мертвого моря. Я рассказывал: море так называется потому, что оно слишком соленое, ничто не может жить в такой соленой воде. Вскоре на горизонте показались Масличная гора и Иерусалим. «Расскажи еще, – попросил брат. – Расскажи про Лилит…»

Христиане говорят, что Лилит не существует, но мы с братом знаем: она есть.

Я обнял его покрепче и объяснил, что Лилит – та, кто тайно ищет его по ночам. Она первая жена Адама, ночной демон. «Это из-за нее ты кричишь во сне, – сказал я. – Ты не виноват, что бы ни говорил папа».

Потом я сказал, что, когда мама родит нашего братика или сестричку, все станет по-другому.