Что происходит с памятью о человеке после его смерти? Становится ли она прекраснее? Вероятно. Во всяком случае, по прошествии нескольких лет. Помнить хочется прекрасное. Значимое.
Прямо – жилой дом, налево – конюшня; рядом располагалась и гостиница. Обе были фахтверковыми строениями с выбеленными фасадами; у стены конюшни стоял большой серебристый «БМВ» Хольгера.
Айман молча сидела на заднем сиденье, и он, паркуя машину, мельком взглянул в зеркало заднего вида на ее лицо. Айман торопливо провела рукой по щеке, и он понял, что она плачет.
– Каким вообще был Ингу? – спросил Йенс.
Исаак немного подумал, прежде чем ответить.
– Он был земной, несмотря на духовность и религиозное прошлое. Не то чтобы великий философ, но интересный художник – его картины невозможно объяснить. Они просто-напросто были прекрасны. Но в последний год он не мог рисовать.
– Как, по-твоему, он поэтому покончил с собой? – спросила Айман.
Исаак открыл дверцу.
– Этого мы никогда не узнаем. – Он протянул ей бумажную салфетку. – Но, вероятно, когда он понял, что его мозг не будет больше функционировать, как прежде, то застрелился.
До чего печальна иногда правда, подумал он.
Ванья
Полуостров Бьере
Ванья сидела у окна гостиничного номера и видела, как они выходили из старой советской машины.
Первой вышла Айман, и Ванья заметила, что она плачет. Натянуто улыбавшийся Исаак протянул ей салфетку. Ванья подумала, что он какой-то неестественный. Так много поверхностного, тщеславия.
– Такси за тобой? – крикнула Эдит из ванной.
– Нет.
Наконец вылез легавый, и Ванья подумала – не замутили ли они с Айман. Взгляды, которыми они обменивались, невозможно было истолковать неверно.
А вдруг он ее узнает? Он точно видел ее в тоннеле «Третьего пути», Ванья-то сразу его узнала, вспомнила, что он болтал с какой-то девицей.
Да ничего он не разглядел через косметику. Не разглядел маленькую жалкую девчушку.
Пол положил руку ей на плечо.