— Эй! — слабым голосом окликнул ее Лафайет. Внезапно он осознал, что стук копыт все приближается. Он кинулся обратно в избушку, пробежал через комнату, выбежал в заднюю дверь и, стараясь держаться так, чтобы дом находился между ним и приближающимся отрядом солдат, побежал под укрытие леса.
Наступила заря, серая и мрачная, почти не рассеявшая темноту ночи. Лафайет, дрожа, сидел под деревом, настолько огромным, что в нем можно было высверлить туннель. У него болела голова, в желудке горел медленный огонь, глаза болели так, будто в них насыпали песок, а вкус во рту напоминал тухлый лук. В ветвях над его головой скорбно пела какая-то птица.
— Ну, вот, — бормотал Лафайет, — на этом закончилась моя карьера. Я болен, замерз, голоден. У меня болят живот и голова с похмелья. Я потерял свою лошадь, след леди Андрагоры — потерял все. К тому же у меня начались галлюцинации. Летающие старушки, ха! Наверное, эта избушка вообще была только в моем воображении. Наверное, я тогда еще не протрезвел окончательно. А может, меня расстреляли эти желтые куртки. Может, я уже умер!
Он принялся тщательно ощупывать себя, но никаких следов от пуль не нашел.
— Нет, это просто смешно. Если бы я был мертв, у меня не трещала бы так голова.
Он подтянул пояс, на котором висела шпага, прошел несколько шагов до небольшого ручейка, наклонился и плеснул холодной водой в лицо, вытерся концом плаща и сделал несколько глотков.
— О"кей, — твердо сказал он самому себе. — Незачем мне стоять и разговаривать самому с собой. Пора приниматься за дело.
— Прекрасно, — ответил он себе. — Но за какое?
— Я могу отправиться обратно, — предложил он. — До порта Миазма всего 20 миль.
— Но Родольфо отнюдь не возрадуется, когда я явлюсь к нему с пустыми руками, — возразил он. — Хотя, возможно, мне представится случай все объяснить… Стонрубу. Как бы то ни было, я не знаю, в каком это направлении.
Лафайет поднял голову и посмотрел вверх, сквозь густую зеленую листву. На темно-сером небе даже слабый проблеск не указывал, где в настоящий момент находится солнце.
— И, кроме того, не могу же я просто удрать и предоставить леди Андрагору судьбе.
— Ну, хорошо, я убежден: я буду продолжать идти вперед. Но где это вперед?
Он повернулся вокруг себя три раза с закрытыми глазами, остановился и вытянул руку.
— Вот сюда.
— В принципе, — признался себе О"Лири, начиная шагать в указанном направлении, — поговорить с самим собой не так уж и плохо — многое может стать ясным.
— И к тому же потом некого будет винить за совет.
— Конечно, это признак шизофрении.
— Чушь! Что такое шизофрения среди всех прочих бед, которые свалились на меня, как снег на голову?
Он пробирался вперед, хромая то на правую, то на левую ногу, потому что обе его лодыжки были растянуты от прыжков, бега и падений прошлой ночью. Постепенно лес начал редеть, а кустарник, наоборот, стал гуще. Вскоре он вышел на пустынный склон горы, на котором росли редкие кедры.