Последовавшие триста лет Нерушимого Мира положили этому конец, и, когда на заре Новой Эры вновь открыли темпоральную переброску, урок учли. Начиная со Второй Программы, ввели жесткие правила, исключающие ошибки, допущенные пионерами Первой Программы.
А это означало, что Вторая Программа привела к новым ошибкам. Появились карги.
Карги — искаженное понятие, соотносящееся с официальным решением о статусе человекоподобных роботов в пресловутом договоре об Охране Транспортных Перевозок середины двадцатого столетия. Карги — безжизненные машины, засланные в прошлое из Третьей Эры в ходе Второй Великой Программы Чистки Времени, предназначались для предотвращения резни, безответственно учиненной по столетиям темпоральными последствиями Старой Эры, но также и для устранения еще более катастрофических последствий Второй Программы.
Третья Эра признала абсурдность исправления человеческого вмешательства путем последующего воздействия людей. Машины, считавшиеся нейтральными по шкале жизненного баланса, способны сделать то, что оказалось не под силу человеку: они могли действовать, не задевая хрупкую и плохо понимаемую согласованность жизнетворного равновесия, и восстановить целостность Темпорального Ядра.
Во всяком случае, так считали. После Великого Крушения и последовавшего продолжительного упадка из руин восстал Пекс-Центр, ознаменовавший Четвертую Эру. Координаторы Центра ясно представляли картину неуклюжих поползновений предшествующих эпох, которые лишь запутывали ситуацию и прекрасно осознавали, что любая попытка воздействовать на реальность, вопреки темпоральной самоорганизации, с неизбежностью обречена на дальнейшее ослабление временной структуры.
Латая время, приходится пробивать дыры, а залатывая прорехи, подготавливать почву для новых, еще больших заплат. Процесс развивается в геометрической прогрессии и в скором времени становится неуправляемым. Каждая последующая восстановительная операция распространяет волны энтропийного смещения, которые интерферируют предыдущие: сколько ни взбалтывай воду озера, поверхность от этого не восстановит исходное зеркально-гладкое состояние.
Единственный выход для Пекс-Центра — это устранить исходные причины. Первые возмущения, внесенные путешественниками Старой Эры, привели к простым и беспорядочным нарушениям в структуре времени, оставленным случайно, беспечно, как следы в джунглях. Позднее, когда до экспериментаторов дошло, что даже движение песчинки приводит к последствиям, отзвук которых кругами расходится по эпохам, они действовали более осмотрительно. Ввели правила, количество ограничений росло. Однако, когда вышло первое категорическое запрещение вмешательства во временную структуру, было уже слишком поздно. Последующим эпохам пришлось убедиться в том, что забавные пикники в палеозое оплачиваются темпоральными дискретностями, оборванными энтропийными линиями и вероятностыми аномалиями. Само собой разумеется, Пекс-Центр возник на основании прошлого, которому и обязан своим существованием. Поэтому проводился тщательный расчет достаточного воздействия, чтобы устранить искривление линий и не затронуть факторы, обусловившие его появление. Для решения задачи потребовались соответствующим образом подготовленные кадры.
Моя работа оперативным агентом Пекс-Центра как раз и состояла в том, чтобы аннулировать все вмешательства предшествующих программ: хорошие и плохие, конструктивные и ошибочные, дать возможность ранам времени зарубцеваться, дабы вновь налилось соками древо жизни.
Эта профессия стоила всего, чем приходилось расплачиваться. Во всяком случае, так утверждали инструкторы.
Я шел вдоль берега, придерживаясь мокрого песка, где легче ступать, и старательно обходил лужицы и изогнутые полосы морской пены, отмечающие отлив.
Прозрачно-голубое море плейстоцена — где-то за шестьдесят пять миллионов лет до нашей эры — вольно простиралось до самого горизонта. Ни парусов, ни пивных банок. Только длинные валы, приходящие из Восточного океана, которому в свое время суждено стать Атлантическим, обрушивались на белый песок с тем же самым привычным шумом, характерным для любой эпохи. Мерный звук успокаивал, шептал о том, как, в сущности, мало значили в жизни Отца Океана все дела человечков, суетившихся на его берегах.
Станция располагалась в четверти мили вдоль прибрежной полосы, как раз за песчаной отмелью, уходящей в море. Она представляла собой невысокое, светло-серое сооружение, прилепившееся на песке к линии прилива и окруженное зарослями древовидного папоротника и булавовидного мха — как в декоративных целях, так и с целью маскировки лагеря. Теоретически, если дикую жизнь привлечет или испугает элемент, чуждый естественной среде обитания, то в вероятностную матрицу могут войти не отмеченные у-линии и испортить темпоральную карту, на создание которой ушли тысячелетия кропотливого и мучительного труда.
Через несколько минут предстояла встреча в Нелом Джардом, Главным Координатором станции. Он выслушает меня, задаст пару вопросов, сунет записи в сейф и предложит выпить. Затем последует быстрое и деловое обсуждение под мыслефоном, которое сотрет в моей памяти все потенциально отвлекающие воспоминания, оставшиеся от поездки в Двадцатое столетие — особенно Лайзу. После этого я несколько лет послоняюсь по станции с другими отпускниками, пока не подвернется новое задание, не имеющее никаких видимых связей с предыдущим. Я так никогда и не узнаю, почему карга направили в 1936 год, какую сделку он заключил с исполнителем Третьей Эры, человеком в черном, каким узором вся эта история легла в общую мозаику великой стратегии Пекс-Центра.
Возможно, это к лучшему. Панорама времени пространна, переплетения ее структуры слишком сложны, чтобы охватить все сразу человеческой мыслью. Лучше подумать о конкретных вещах, чем загонять сознание в тупик, тысячи которых встречаются в жизни оперативного агента. Но Лайза, Лайза…
Я выкинул мысль о ней из головы, по крайней мере, попытался, и сосредоточился на чисто физических ощущениях: жарко и душно, жужжали насекомые, под ногами ссыпался песок, по вискам и по спине стекали струйки пота. Не то чтобы все это доставляло удовольствие, но через несколько минут меня ожидал прохладный, свежий воздух и нежная музыка, стимулирующая ванна, горячая еда, настоящая воздушная постель…
Спустившись по пологому склону дюны, я вошел через открытые ворота под тень прото-пальм, где весело смеялись, беседовали о чем-то двое отпускников. Оба незнакомца подошли ко мне и поздоровались с тем вежливым дружелюбием, которое приобретаешь, проводя жизнь в кратковременных знакомствах. Как обычно, они поинтересовались, трудно ли пришлось на этот раз? Я ответил им обычной, ничего не значащей фразой.
Внутри станции воздух был все так же прохладен и чист — и еще стерилен. Стимулирующая ванна вливала бодрость, но я продолжал думать о другой, чугунной ванне, оставшейся в нашем домике. Последовавший ужин вызвал бы восторг у любого гурмана: язык рептилии в соусе из гигантских грибов с гарниром из креветок, салат из клубней мха, холодный десерт, изготовленный на основе термобарьерной поварской технологии, которая не усовершенствуется в течение последующих шестидесяти пяти миллионов лет, но вряд ли сравнится с охлажденным лимонным тортом под хрустящей пшеничной корочкой, который готовила Лайза. И прекрасная воздушная постель далеко не так мила, как прочная кровать со старой медной рамой, что стояла в душной спаленке с дубовым полом и задернутыми шторами, когда свернувшись клубочком Лайза прижималась ко мне…
Джард позволил немного вздремнуть перед тем, как вызвать с отчетом. Это был невысокий, утомленный человек лет сорока пяти, с выражением лица все познавшего в этой жизни усталого человека, на которого увиденное не произвело особенного впечатления. Он встретил меня обычной снисходительной улыбкой, выслушал доклад, глядя в окно на тот самый пейзаж, которым любовался каждый божий день вот уже пять лет. Я удостоился похвалы за ленту с программой. Обычно каргам удавалось разрушить себя, когда их загоняли в угол, но на этот раз разрушение предотвратил мой выстрел по вычислительному блоку. Успех с лентой явился результатом тонко продуманной игры, в ходе которой мне удалось усыпить подозрения противника и заманить его в ловушку. Весь план строился на точном расчете, и теперь я чувствовал дьявольскую усталость от сыгранной роли, от всей этой проклятой жизни.
Понятно, что это лишь временный срыв, нервная разрядка после выполненного задания. Как только прочистят память, я избавлюсь от надоедливых мыслей и раздражающей ностальгии и, отдохнув несколько дней, снова буду рваться в бой.
По крайней мере, была надежда. Почему бы и нет? Так было, так будет.
ebooksa