Он кивнул на черный "мармон", припаркованный по другую сторону улицы. Я провел его к автомобилю, подождал, пока он усядется за руль, затем забрался на заднее сиденье. Рядом стояли другие машины со множеством затемненных окон — удобное местечко для снайпера, но никто не выстрелил.
— У тебя тут есть, что выпить? — спросил я.
— Что? Ах, да… конечно.
Толстяк старательно скрывал удовлетворение. Вел он паршиво, как вдова средних лет после шестого урока: трогал рывком, выскакивал на красный свет — и так через весь город, пока мы не добрались до места. Колвин Керт оказался покрытым щебенкой тупиком, который полого поднимался вверх по холму к сплетению телефонных столбов. Высокий и узкий дом четко выделялся на фоне неба, чернея пустыми окнами. Мы свернули на подъездную дорожку, проложенную двумя полосками потрескавшегося бетона с проросшей посередине травой, обогнули здание и, оставив за собой деревянную лестницу, о которой он упоминал, подошли к входу. Дверь шла туговато, но потом распахнулась и мы ступили на потертый линолеум. Потянуло кислым запахом застоявшегося капустного супа. Следуя за провожатым, я остановился и прислушался к напряженной тишине.
— Не беспокойся, — сказал толстяк, — здесь нет ни души.
Миновав узкий проход, где я касался локтями стен, мы прошли мимо тусклого зеркала, подставки со свернутыми зонтиками и поднялись по лестнице с черной резиновой дорожкой, зажатой позеленевшими медными штырями. Пол скрипел под ногами. Высокие настенные часы стояли, стрелки показывали десять минут четвертого. Наконец мы вошли в неширокий коридор с цветастыми коричневыми обоями и дверями, окрашенными в темный цвет, которые чуть виднелись в бледном свете, просачивающемся сквозь зашторенное окно в конце помещения.
Он нашел девятый номер, приложил ухо к двери, затем распахнул ее и подтолкнул меня внутрь.
Я окинул взглядом комнатенку: прочная двуспальная кровать под пологом из шелка, трюмо с вереницей салфеток, стул с прямой спинкой и проволочной подножкой, кресло-качалка, не совсем вписывающееся в обстановку, овальный столик со следами засохшей грязи. В центре потолка свисало подобие люстры с тремя лампочками, из которых светилась только одна.
— Да-а, апартаменты, — заметил я. — Тебе, видно, туго приходится.
— Просто временное жилище, — отозвался он небрежно. Удобно расставив стулья, он предложил мне кресло-качалку, а сам расположился напротив.
— Так вот, — начал он и сложил кончики пальцев вместе, наподобие ростовщика, готовящегося сорвать куш на отчаявшемся просителе. — Теперь, я полагаю, тебе не терпится услышать все о человеке в черном, о том, каким образом я узнал…
— Не особенно, — сказал я. — Меня больше интересует, на что ты рассчитывал? Неужели и вправду думаешь, что сумеешь выпутаться?
— Боюсь, я не совсем понимаю… — пробормотал он и дернул головой в сторону.
— Чистая работа, — объяснил я. — В некоторой степени. Ты мне наплел с три короба и, если бы я заглотнул приманку, то человек в черном проткнул бы меня иглой с наркотиком. А если бы соблазнился, то с благодарностью пришел сюда.
— Так или иначе, но ты все же пришел. Толстячок расслабился и повел себя наглее.
— Твоя ошибка, — сказал я, — в том, что ты старался учесть слишком много факторов. Так что ты готовил потом для человека в черном?
Лицо его застыло.
— Потом? Когда?
— Что бы это ни было, ты просчитался, — продолжал я. — Ты тоже входил в его планы.
— Тоже? — Он наклонился вперед, как бы озадаченный, и ловко выхватил странный пистолетик, весь утыканный синими кнопками и рычажками. — Думаю, тебе лучше все рассказать о себе, Рейвел, или как ты сам себя именуешь.