Я продолжал идти. У меня не было намерения стрелять наугад, в едва различимую в предрассветной мгле цель. Я вовсе не собирался убивать противника, чего, вероятно, нельзя было сказать о Бейле. Нет, в его игру я не желал играть!
Бейл держал пистолет в вытянутой руке, не сводя с меня глаз. Он с легкостью мог бы меня убить, но это было бы нарушением кодекса. Пистолет в его руке дрожал: он никак не мог решиться, куда целиться. Ему было явно не по себе.
Пистолет замер и вновь подскочил. Раздался негромкий выстрел. Я понял, что Бейл целится в ногу, потому что был достаточно близко, чтобы видеть наклоненное дуло.
Он отступил на шаг и поднял пистолет повыше. Значит, собирался нарушить правила. Неверный выстрел, промах — мало ли чем можно объяснить свою ошибку. При этой мысли я напрягся.
Следующего выстрела я не услышал. Ощущение было такое, будто меня ударили бейсбольной битой по боку. Я споткнулся, стал задыхаться, но устоял на ногах, ощущая жгучую боль повыше бедра.
Оставалось всего метров шесть… Я перевел дух.
Бейл плотно сжал губы, на лице было замешательство. Он прицелился мне в ноги и сделал два выстрела подряд. Одна пуля зацепила носок правого ботинка, другая попала в землю. Я подошел почти вплотную к противнику. Хотел что-то сказать, но не мог. Все, на что я был способен, так это сдерживать себя. Неожиданно Бейл отступил на шаг, поднял пистолет и прицелился мне в грудь, нажав на курок. Раздался слабый щелчок. Бейл удивленно посмотрел на свой пистолет.
Я швырнул пистолет ему под ноги, сжал кулак и со всего размаха ударил его в челюсть. Он покачнулся, а я зашагал навстречу Герману, Рихтгофену и спешащему ко мне врачу.
— Боже праведный, — Герман, задыхаясь, схватил мою руку и стал жать. — Трудно в это поверить.
— Больше унизить инспектора Бейла, чем это сделали вы, невозможно, — сказал Рихтгофен, сверкая глазами. — Полагаю, вы научили его вас уважать!
Ко мне протиснулся врач.
— Господа, позвольте осмотреть рану.
Мне подставили табурет, и я с благодарностью на него опустился.
По просьбе врача я вытянул ногу.
Надрезая одежду и кожу, врач вскрикивал и ворчал, видимо наслаждаясь своим искусством. Возможно, он был романтиком.
Я открыл глаза. Ко мне приближалась Барбро. Солнечные лучи играли в ее золотых волосах.
— Герман, — обратился я к Берингу, — мне надо немного поспать, но прежде всего я должен сказать, что согласен выполнить ваше поручение. В благодарность за то, что немного позабавился в вашем мире.
— Спокойно, Брайан, — сказал подошедший Рихтгофен, который улаживал какие-то дела с секундантами Бейла. — Сейчас нет нужды думать об этом.
— И все же я хочу, чтобы вы знали — я согласен! Барбро склонилась надо мной:
— Брайан, вы не очень тяжело ранены? Она была явно встревожена.
ebooksa