Взрыв разметал нас на составляющие атомы.
— Вроде прибыли, — услышал я чей-то хриплый голос. И тотчас понял, что говорю сам — обессилено, но вполне членораздельно. — Кошмар, — продолжал я. — Голова раскалывается, как с перепоя.
— После прыжковый шок. Есть такой термин, если я не ошибаюсь, — произнесла где-то рядом Лайза.
Глаза мои резко открылись.
Резко — не совсем точное слово. Ресницы расклеились, и я с трудом различил девушку. Округлое личико, большие темные глаза и самая милая улыбка на свете. Это была не Лайза.
— Ты в порядке? — спросила Меллия.
— Как тебе сказать? Месяц усиленного лечения в больнице приведет меня в норму, — сказал я, приподнялся на локте и осмотрелся.
Мы находились в просторном помещении, длинном и высоком, как банкетный зал, с гладким серым полом и бледно-серыми стенами с бесчисленными шкалами приборов. В центре стояло высокое кресло, перед которым расположились ряды кнопок, экраны дисплеев пульта управления. В дальнем конце сквозь стеклянную стену виднелось открытое небо.
— Где мы?
— Не знаю. Что-то вроде кабинета в научно-исследовательской лаборатории с техническим оборудованием. Ты не узнаешь приборы?
Я покачал головой. Если это из прошлого, то в памяти ничего не осталось.
— Долго я провалялся без сознания?
— Я сама очнулась только час назад.
Я потряс головой, но вместо просветления вызвал адскую боль, раскаленными иглами вонзающуюся в виски.
— Ну и прыжок, — пробормотал я и встал. Меня подташнивало, голова кружилась, как будто я объелся мороженым во время катания на карусели.
— Я тут осмотрела кое-что из оборудования, — сказала Меллия. — Это темпоральные преобразователи, но я никогда раньше таких не видела.
Голос ее звучал напряженно, словно она говорила о чем-то важном. Я сосредоточился.
— Ага.
— О назначении некоторых приборов я догадываюсь, — продолжала она, — но остальные просто ставят меня в тупик.