Узкие ступеньки вели куда-то вниз, в темноту, и запах гари все усиливался. Я попробовал нащупать выключатель, но потом передумал. Тихо прикрыв дверь, я стал спускаться по лестнице. В неясном свете, исходящем от стен, дошел до подвала, на мгновение остановился и выглянул из-за угла. Увиденное меня поразило.
На стене в красноватом свете плясали какие-то тени. Я подошел к повороту направо и снова выглянул. В пятидесяти футах от меня двигалась светящаяся фигура, похожая на раскаленную докрасна железную статую. Фигура метнулась в сторону, проскочила узкий проход и исчезла в открытой двери.
Я держал пистолет наготове, и это придало мне чувство уверенности. Взгляд мой скользнул ниже, и я увидел на деревянном полу обуглившиеся отпечатки ног. Надо бы вернуться, поднять тревогу… но… я уже шел к двери. Нельзя сказать, чтобы мне это нравилось, но медлить было нельзя…
Теперь уже пахло не горелым деревом, а гладильней, кузницей и костром. Я подкрался к двери, вплотную прижался к стене и рискнул заглянуть за дверь. Видно, здесь еще не успели убрать.
Посреди комнаты человек, от которого исходило красное свечение, в неуклюжих перчатках и бесформенном комбинезоне, склонился над кем-то, распростертым на полу, и тряс свою жертву. Наконец он выпрямился. У меня не было времени смотреть на этот страшный спектакль. Может быть, жертва его еще не мертва, и если вовремя нанести удар… Я проскочил в дверь, совершенно забыв о пистолете, и бросился к огненному чудовищу, от которого исходил жар, как от доменной печи. Чудовище повернулось, вскинуло светящуюся пятерню, отступило на шаг…
С его руки на меня посыпались искры. Я увидел ослепительное электрическое свечение, услышал хлопок разряда, но ничего не мог сделать, крошечные молнии стали замыкаться на мне…
Беззвучный взрыв превратил мир в слепящий белый свет, ввергнувший меня в небытие.
Я долго лежал. Не хотелось просыпаться, угнетали воспоминания о заброшенной кладовой, огненном чудовище, его жертве. Я застонал и хотел вновь погрузиться в сон, но тут ощутил прикосновение холодного бетона к лицу, почувствовал тошноту и привкус меди во рту. Собравшись с силами, я приподнялся и огляделся.
В комнате было темно, тихо и пусто, как в ограбленной гробнице. Провел языком по пересохшим губам и невероятным усилием воли заставил себя сесть. Голова гудела.
Еще одно усилие — и я поднялся. Запах гари исчез. Исчезли и чудовище, и его жертва.
В комнате было полутемно. Я извлек из кармана зажигалку и при ее свете попытался разглядеть следы на полу.
Только толстый слой пыли. Ничто не напоминало о трагедии, разыгравшейся в этой комнате.
Уж не сплю ли я? Я даже ущипнул себя, хотя считал это сущей глупостью, — и едва не вскрикнул от боли. Но это ничего не объясняло!
Я вышел в коридор. Свет был включен. Лишь от стен и пола исходило тусклое, фосфоресцирующее свечение. Но следов и здесь не было!
Я поднялся в холл первого этажа, уже не ощущая такого сильного шума в голове.
В затхлом воздухе коридора повисла, казалось, черная дымка, придававшая оттенок траура знакомым очертаниям дверей и мраморному полу.
Щелкнул замок, и закрылась дверь подвала. Я принюхался: запаха гари не было.
В одном из кабинетов, куда я прошел через зал, стоял на столе глиняный горшочек с затвердевшей, словно закаленной огнем землей. Возле горшка валялся засохший листочек. Настольные часы показывали 12 часов 05 минут. В какой-то момент они, видимо, остановились. Я снял телефонную трубку. Тишина на том конце провода была глухой, как бетонная стена.
Я вышел на крыльцо — машина стояла там, где я ее оставил. В будке часового у ворот было темно. Фонари на улице не горели. Но ведь отключение электроэнергии не могло повлиять на карбидные лампы постов внутреннего караула? Почему же они не горели? Даже звезд не было видно…