— Я нужен был вам, сэр, чтобы выдать меня за диктатора района, известного под названием "Островные Трущобы-2".
— Имеются ли другие жизнеспособные линии А в пределах Блайта?
Я кивнул.
— Две. Одна — это опустошенное войной место с датой общей истории около 1910 года, другая — мой родной мир, известный под шифром В-13.
— У тебя шрам от пули на правом боку?
— Нет, на левом. Еще есть…
— Что такое дата общей истории?
— Это дата, когда истории двух различных линий А разошлись, образуя параллельные миры.
— В чем заключалось твое первое задание в качестве полковника разведки?
Я ответил на этот вопрос и на множество других. В течение следующих полутора часов он осветил все аспекты моей личной и общественной жизни, забираясь в те отдаленные уголки, которые были известны только мне и ему. И все это время восемь вооруженных молодчиков молча стояли рядом со мной.
Терпение мое кончилось, когда генерал вздохнул, положил на стол руки (у меня вдруг возникла мысль, что он только что опустил в ящик стола пистолет) и посмотрел на меня с улыбкой.
— Пойми, Брайан, профессия у нас интересная, но чем только не приходится заниматься! Вызвать тебя сюда таким образом, — он кивнул на вооруженных людей, которые незаметно один за другим покидали комнату, — и допрашивать словно преступника — что может быть неприятней? Но это было необходимо, и верь мне, я рад, что все разрешилось благополучно.
Он поднялся и протянул мне руку. Я ответил на рукопожатие, с трудом подавив вспыхнувший гнев. Рихтгофен это, видно, заметил.
— Позже, Брайан, возможно завтра, я смогу объяснить тебе этот фарс, — сказал он. — Сейчас прошу принять мои извинения. Уверяю тебя, я это сделал исключительно в интересах Империума.
Я холодно произнес несколько вежливых слов, попрощался и вышел. У Рихтгофена, несомненно, была веская причина так поступить. Но от этого не становилось легче, к тому же мучило любопытство. Но будь я проклят, если стану сейчас задавать вопросы.
Никто не встретился мне, пока я шел к эскалатору. Но когда очутился на первом этаже в холле с белым мраморным полом, услышал быстро удаляющиеся шаги, затем хлопнула дверь, и все стихло. Я стоял и принюхивался, как зверь, попавший в незнакомое место. В этот час здание Управления казалось окутанным дымкой таинственности.
Внезапно я уловил запах гари и дыма. Пошел в ту сторону, откуда он доносился, и у широкой парадной лестницы, которая вела в приемный зал, замер на месте: на белом мраморном полу темнел след. В двух ярдах от него еще один. В шести футах дальше по коридору, которым я шел, — третий. Казалось, кто-то случайно ступил в горячую смолу, прежде чем идти по этому белому полу. Следы поворачивали налево, в слабо освещенный коридор. Там было тихо, как в морге.
Я прошел через небольшой холл, остановился у другого коридора и огляделся. Запах стал резче и напоминал теперь запах горящей краски. Идя по следам, я повернул за угол. В двадцати футах от меня на полу виднелось чем-то выжженное углубление, а вокруг него — множество отпечатков ног, следы крови, на стенах — отпечатки кровавой пятерни, куда больше моей.
Такой же отпечаток виднелся над табличкой с надписью: "Служебная лестница", только с контуром вздувшейся потемневшей краски. Рука моя конвульсивно дернулась — я вспомнил о пистолете, который взял по настоянию Люка.
До двери было не больше двух шагов. Я взялся за блестящую латунную ручку и отпрянул назад — ручка была нестерпимо горячей. Тогда я обернул руку носовым платком и открыл дверь.