Дзок зашевелился, повернулся на бок и застонал, навалившись на забинтованную руку. Глаза его открылись.
— Поздравляю с вызволением, — сказал я.
Он снова застонал, облизнув тонкие почерневшие губы.
— Как только вернусь домой, тут же подам в отставку, — прохрипел он и, устроившись поудобнее, стал раскачивать, словно баюкать, свою раненую руку.
— Такое впечатление, что рука не моя, — попытался усмехнуться Дзок.
— Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь? Он покачал головой.
— Где мы находимся, англик?
— Между прочим, меня зовут Байард, — сказал я. — Где мы, это вы должны знать лучше меня. Я обшарил окрестности, пока вы были без сознания, и ничего не обнаружил. В течение пяти часов я вел шаттл, но потом что-то сломалось, и мы вынырнули здесь. Помочь вы ничем не могли, ибо состояние ваше оставляло желать лучшего.
Дзок произнес:
— Да. Все правильно. И физически, и духовно я был истощен. Во-первых, меня трижды почти до потери сознания избивали, во-вторых, питательные таблетки были у меня на исходе, и последнюю неделю я сидел на ограниченном рационе.
— Но послушайте, как же вам удавалось бежать, драться, ползти, и все со сломанной рукой?
— В этом нет моей заслуги, старина. Все дело в неиспользованных резервах моего организма плюс самовнушение.
Он огляделся вокруг:
— Симпатичное местечко. Кстати, вы не обнаружили здесь во время разведки наших бывших хозяев?
— Пока нет. Мы здесь уже четыре часа. Вряд ли стоит опасаться их вторжения. Тем более что они весьма слабо владеют техникой перемещения по Сети.
Дзок посмотрел на изломанную скалами линию горизонта и спросил:
— Как же вам удалось сориентировать шаттл на станцию? Или же… постойте… Похоже, мы оказались где-то в дебрях.
Я покачал головой.
— Эти скалы, — я показал на возвышавшиеся вдали вершины из кроваво-коричневого камня, — производят вблизи довольно неприятное впечатление. Они чем-то напоминают разрушенное жилье. Хотя ничего определенного сказать нельзя. Может быть, это игра природы.
— Да, — кивнул Дзок. — Каким бы путем ни двигаться по перемещающимся мирам, изменения прогрессивны. Лужа всегда превращается в пруд, пруд — в озеро, озеро — в болото, где обитают двадцатифутовые змеи. Деревья растут и вверх, и вширь. Расцветают и плодоносят. Старятся и погибают. В энтропической цепи нет разрыва, исключая, конечно, вызванные человеком аномалии, как Зона.
ebooksa