Пять костров ромбом,

22
18
20
22
24
26
28
30

“…По преступной небрежности капитана Орбано в личном деле А2 отсутствуют отпечатки пальцев.

Лингвисты отдела полагают, что великолепное знание А2 всех танийских наречий не является подтверждением ее действительно танийского происхождения. Никто не знает, кем она была брошена семнадцать лет назад у входа в монастырь Святой Анны.

Мы нигде не нашли фотографий А2, а наши попытки получить такие фотографии в тюрьме результатов не дали.

В первые же часы пребывания А2 в спецкамере Внутреннюю тюрьму Ниданго покинули крысы. Это может быть случайным совпадением, но я все же рискну связать случившееся с радиошумами, отмеченными мной при появлении А2 в “камере разговоров”.

А2 — женщина волевая, крайне уравновешенная. Исходя из всего вышесказанного, я бы рекомендовал, майор, совместить допрос А2 с проверкой ее на человека”.

Он многого хочет! — подумал майор.

Проверка на человека… Запугать, сломать допрашиваемого убийством, совершаемым на его глазах, — такое делалось не часто…

Майор, не торопясь, вынул из нагрудного кармана письмо, перехваченное сотрудниками Витольда, и положил его на стол так, чтобы Анхела со своего места не смогла прочесть в нем ни строчки.

“Анхела! — писал доктор Шмайз. — Я нашел то, что вам хотелось найти!

Археология полна неразгаданных тайн. В 1844 году английский естествоиспытатель Дэвид Брюстер нашел в Кингудском карьере стальной гвоздь, внедренный в кусок твердого песчаника. В 1869 году в штате Невада в полевом шпате, добытом со значительной глубины, обнаружен металлический винт. Восемнадцатью годами раньше некто Хайрэм Уитт вынул аналогичную находку из обломка золотоносного кварца. Странные находки, не правда ли? Но они ничто перед тем, что нашел я!

Самые разные чувства владеют мною сегодня, но среди них нет, к сожалению, удовлетворения. Может быть, это от усталости, а может, оттого, что я перестал понимать смысл собственных находок.

Да, я знаю, за семьдесят лет работ в Ираке археологи вряд ли раскопали более одного процента всех погребенных в его земле исторических богатств; среди остающихся в неизвестности девяноста девяти процентов явно найдется много удивительного. Но я — ученый. Я знаю, что даже самое удивительное следует рассматривать с позиций логики. Как рассматриваем мы, например, темные места “Уриа…” или “Ангалъта кигальше…”2

Вскрыв пески над стенами найденного нами Ларака, я сразу наткнулся на руины древнего эккура3. Термический удар невероятной силы размягчил, расплавил каменные стены семиэтажной башни, и они оползли, застыли бесформенной массой, которую не брала никакая кирка.

Что за небесный огонь поразил обитель жрецов? Какая неведомая сила обрушилась на несчастный город?

В недоумении взирал я на загадочные руины. Сырой кирпич можно расплавить лишь в очень сильном огне в специальных печах. Что расплавило сырой кирпич на открытом воздухе?

Я подумал о молниях. Здесь, в Ираке, воздух настолько насыщен электричеством, что хвосты лошадей перед грозой торчат вверх, как щетки… Но удар молнии не мог сжечь целый город!

Я обратился к вашей работе, посвященной мифическому оружию шумеров — оружию Замамы, абубу, “потоку пламени”. И сразу вспомнил строки из столь любимого вами эпоса: “Небеса возопили, земля мычала. Света не стало, вышли мраки. Вспыхнула молния, гром раздался, Смерть упала с дождем на камни”.

Анхела! В тех же оплавленных руинах, под сводами эккура, я обнаружил человеческий скелет, радиоактивность которого превышала норму в пятьдесят раз!

Скелет находился в грубом каменном саркофаге. И на левом запястье был браслет, выполненный из неизвестного мне сплава — тяжелого и почти прозрачного.

Я не знаю, Анхела, как следует оценивать мою находку, но догадываюсь, что об этом знаете вы. Рискну утверждать, что вас никогда не интересовала история нашей цивилизации сама по себе; вас интересовал этот потерянный в дымке тысячелетий браслет. Вы о нем знали.