— А Велор — часть Хаоса?
— Верно.
— Старо как мир, — вздохнул Генрих Максимович. — Всегда есть кто-то, утверждающий, что зло — не зло, а добро — не добро… Ваша теория о Кощее и Иване-царевиче стара, как этот мир. Это лишь отголоски рождения Вселенной: Большой взрыв, состояние до и после его.
— Скажите, Генрих, вы счастливы?
— Это трудный вопрос. И ответ на него долгий и спорный.
— И все же? Можно просто взвесить все «да» и «нет», и дать короткий ответ.
Генрих Максимович на несколько секунд задумался.
— В прочем, думаю, что все же счастлив, — растянуто, ответил он.
— Но там, где-то в глубине, вы плюетесь на свою судьбу, и считает, что многое у вас не сложилось из-за каких-то там её прихотей. Нам рассказывают о воздаянии и награде, но наступающих когда-то, потом. В
— Что именно?
— Если бы я знал, то не застрял бы здесь… у врат… Если бы правда была бы такой однозначной, то не было бы столько религий, столько теорий и прочего… А вдруг все же правы вы?
— Сомневаетесь?
— Нет. Просто рассуждаю… И потому стою у озера… Кстати, у вас клюёт.
Генрих Максимович чисто автоматически схватил удочку. На крючке болтался карасик килограмма полтора…
35.
Сегодня был какой-то мутный рассвет. На расстеленной кровати сидел в синей пижаме Генрих Максимович.
Он проснулся неожиданно. Вдруг открыл глаза и сел. Его густая черная шевелюра была взъерошена, как бывает после ночного отдыха.
Рядом пошевелилась жена.
— Ты чего? — она прищурено поднялась на локоть и посмотрела на часы.
Генрих Максимович как-то перепугано на неё посмотрел.