Сошел снег, степь почернела, и опять белая краюшка гор проступила на юге... Взять бы и дойти до этих гор. Только когда? Сейчас надо кормить свиней, потом чистить свинарник.
А в горах — снег. Маша вспомнила, какой снег был в лесу. Ей казалось, что снег пахнет свежеиспеченным хлебом. Это, наверно, оттого, что Маша каждый день пекла хлеб для лесорубов, для Леньки Зырянова.
...Вот если бы с Ленькой на мотоцикле. Наверное, за день можно доехать. Обязательно надо будет... Живем у самых гор, а гор ни разу не видели. Можно отпроситься на день. Прийти к председателю, когда Скрылева нет. Скрылев не пустит...
Надо будет с собой пирогов взять. Остановиться где-нибудь на лужайке. Наверное, в горах есть лужайка. И вода... Вода в горах чистая-чистая.
Маша долго еще смотрит на краюшку горы. Потом идет деревней: надо найти зоотехника. На двери клуба объявление:
Маша прочла объявление. Кого же это исключать? Что-то затеял Дегтярев! Что это за повестка — «исключение»?
Комсомольцы сидят на скамейках против сцены. На собрание пришли даже прицепщицы с дальней бригады. Не пришла только Настя Табанчукова, бывший комсомольский секретарь. Зачем ей ходить на собрания, если у нее есть муж? Дай боже в своем хозяйстве управиться.
У стола на сцене стоит Санька Ежик. Он задрал кверху подбородок и глядит и вроде не глядит в зал. Весь он непохожий на обычного Саньку. На нем белая рубаха в полоску и кирзовые сапоги — прямо из магазина.
— Расскажите вашу автобиографию, — строго говорит ему Дегтярев.
Санька еще выше задирает подбородок. Всем видно, как по тоненькой его шее беспокойно ходит косточка — кадык.
— Вон Леня Зырянов знает, — сказал Санька и проглотил кадык. — Мы с ним вместе робили. За конями ходили. Коров пасли... Мы с ним еще и прицепщиками были... — Санька подумал-подумал немного, припоминая, что еще было в его жизни, и сказал тихо: — Еще я поварить могу, Маша меня, Тинина, научила... — Санька кончил.
— Какие еще будут вопросы? — спрашивает Дегтярев.
— Каким должен быть комсомолец? — это Маша Тинина спросила.
Санька отвел назад плечики, так что под рубашкой проступила его узенькая, тощая грудь. Он сдвинул вместе ноги и подался весь вперед. Он сказал:
— Комсомолец должен быть во всем первичным.
Слово запомнилось из устава: «первичным». Его и произнес Санька, робея и гордясь.
— Каким, каким? — спросили из президиума. — Наверное, передовым?
— Ну... — Санька изумленно оглянулся. «Что тут может быть непонятного?»
Все улыбались.
Еще были разные вопросы. Саньку решили принять в комсомол. Только поставили ему условие: чтобы похабных частушек больше не петь, а осенью чтобы обязательно в школу.