Но, взявшись за Куприна, он вдруг забыл об этом: о весе, солидности переплета... Ему понравились «Листригоны», и «Поединок», и «Суламифь». За что понравились — Федор не мог объяснить. Каждый вечер он говорил Тоне:
— «Суламифь» — это чудная вещь. Клянусь честью.
Или так:
— «Поединок» просто чудесно написано. Вот я кончу, ты почитай...
Тоня читала и соглашалась с Федором. Но дочитать до конца «Поединок» никак не могла: всякий раз засыпала на полстранице, сморенная трудами дня.
Она раньше Федора залезала к себе в мешок. Колотухин сидел у стола, «камеральничал», крутил арифмометр, Тоня снимала очки, кофту, а все остальное — в мешке, потаенно. Федор не смотрел на нее никогда.
Но в этот вечер он посмотрел. Тоня пришла поздно. Вся запыхалась. Сказала:
— Ой! Чуть нашла рейку... Капа ее в прошлый раз в куст запрятала. А темнота такая — ну вот хоть бы что было видно... Обратно бежала, да на ручье запнулась — страсть-то какая! На Рудной горе вроде кто-то плачет... Никогда больше не пойду ночью в тайгу. Я ее сроду боюсь... Хоть что мне говорите, Федор Гаврилович...
Тоня сняла очки.
Федор вдруг подумал, как ее портят глупые стекла. Глаза без очков глубокие, мягкие. Лицо нежное, продолговатое. Пухлые губы с трещинками...
Он лежал в спальном мешке, читал. Сказал Тоне:
— Ну вот, теперь все чинно в ряд. Рейка здесь. Завтра сделаешь «рубашку» для планшета... Добьем к воскресенью съемочку... — Снова взялся за книжку. Но положил почему-то.
— Тоня, — сказал он, — а в магазине-то много зарабатывала? Научилась облапошивать нашего брата? Или ты в промтоварном, у вас труднее?
— Да ну, — сказала Тоня, — труднее... Расчески привезут третьего сорта по рубль двадцать, а их первым ставят — по два сорок пять. Надоело прямо. Скажешь чего-нибудь против — все на тебя так и шипят...
— Да-а, — сказал Федор. — Чудная вещь «Штабс-капитан Рыбников»!
Только не ладилось у него чтение в этот вечер. Опять повернулся к Тоне.
Ей нужно было что-то достать на полу. Створки мешка распахнулись. Федор увидел тонкую голую руку, грудь, крохотный темный сосок на розово-смуглом...
Тоня вскрикнула:
— Ой!
Нырнула в мешок, укуталась до подбородка. Свечной огонек двоился в ее глазах, светился ярко, до белизны...