«Чего она смотрит?» — подумал Федор. Заволновался. Напомнил себе о своих тридцати шести. Сказал соответственно возрасту:
— Ну, чего прячешься? Я ведь старик. Лет бы десять назад из нас вышла отличная пара. Клянусь честью...
— Лет десять назад мне было рано об этом думать, — сказала Тоня серьезно, не шевельнувшись. И все не спускала глаз с Федора. Ее голова не клонилась на изголовье, торчала над узким брезентовым ложем.
Федор повернулся на спину, глядел, не мигая, в набухший, сырой потолок землянки. Вдруг сказал неожиданно для себя:
— А теперь пора?
— Не знаю, — сказала Тоня.
Федор громко вздохнул:
— Пора-а... — Еще помолчал. — Ты обязательно почитай «Штабс-капитан Рыбников»... Ну, ладно. Спокойной ночи.
Он дунул на свечку, залез поглубже в мешок, оставил снаружи лишь левое ухо. Но долго еще не спал. Слушал, как шевелится в мешке Тоня. Переодевается, что ли? Думал о своей жизни... Что в ней осталось? С бабами, видно, все. Не тянет. Когда-то любил охоту. Привез ружьишко и нынче. Вон оно висит на стенке. Так и не расчехлил ни разу. Рядом с ружьем «Зоркий-3-С». Снимал, проявлял, печатал прежде, а нынче пленку как вставил с весны, так и висит аппарат без дела. «...Да, Федор Гаврилович, — думалось грустно, — ушли годочки. Осталась одна работа... Добьем мензульную съемочку, переберемся за озеро... Камералки еще на неделю... Так...». Федор стал засыпать. Вдруг что-то вспомнил. Совсем уже сонный, не подымаясь, заговорил невнятно и быстро:
— Тося, ты спишь? Мерзнуть будешь — иди ко мне. У меня мешок полуторный. Ночь сырая все же. Простудишься... Тося...
Она молчала. Не было слышно даже дыхания Тони. Может, она боялась Федора? Может — себя?
Тикали двое часов. На ночь их не снимали с запястий. Тикали, гнали куда-то, лопотали косноязычно. Меряли время.
Утром отряд потянулся в горелый лес.
Володька шел в кепке, тощий, рыжий и конопатый парень с Кубани. Нес длинную рейку с красной и синей цифирью. Тоня и Капочка несли оптику в ящике с ручкой — кипрегель, планшет в «рубашке» — обертке из кальки, зонт — спасать планшет от дождя, съемщика от солнца.
Федор шел впереди, простоволосый, в старой курточке, белой от времени и дождей, с ножом на правом бедре и сумкой на левом. Ступал он легко и в то же время прочно и косолапо.
Кешку оставили дома: пусть ловит на озере сорожат.
Вылезли на сгоревшую сопочку. Каждый шаг взбивал жаркую, душную пыль — густой пепел. Сосны стояли, но были мертвы, черноноги, хвоя на них казалась ржавой жестянкой, погребальным украшением...
Федор выбрал место для мензулы. Володька насадил зонт на жердину, загнал ее в землю. Поставил треногу с планшетом.
— Ой, а хорошо, — сказала Капочка, — вся мошка, наверно, сгорела, смотрите, нету совсем.
Тоня расчистила место, села у самых Федоровых ног на палую сосну. Достала тетрадку, тахиметрические таблицы. Такая у нее была должность — записатель.