Отрок торжественно, хотя и несколько нарочито, преклонил колено. Похоже, перед гостем он теперь робел. И старался соответствовать тому, кто самолично знаком был с моной Алисой Диниль.
Даль вполне понимал желание подростка быть причастным к божеству. Но, с другой стороны, часто следование за идеалом мешает выбрать собственный путь.
— Можно бросить в фонтан монетку. Если есть желание вернуться. Наши не бросают, — оборвал его раздумья Мунен.
— А… да… спасибо.
Гость коротко дернул головой и взбежал по одной из лестниц, в душе умоляя себя не споткнуться на неровных ступенях. А то реноме испортится.
Мальчишка довел Даля до обитой кожей солидной двери на втором этаже — ну, сразу ясно, что начальственная дверь. Поскребся о косяк и убежал. А Даль стряхнул невидимую пылинку с воротника, пригладил волосы и вошел.
— Сколько можно повторять… — воздвиглась из-за стола с печатной машинкой секретарша и тут же удивленно сморгнула, поправляя очки в роговой оправе.
— Я к моне Моне… Леонидовне, — Даль непроизвольно ухмыльнулся. — Из Эрлирангорда, вам должны были телеграфировать.
Секретарша, поскрипывая, словно плохо подогнанный скелет, переместилась к рабочему столу и дрожащими руками стала перебирать бумаги на нем.
Крапивин подсунул ей ту же грамоту с зеленой печатью, что показывал охранникам. Тетка прочла и расплылась в фальшивой крокодильей усмешке.
— Прошу вас.
И гость оказался в кабинете директрисы — бывшей монастырской трапезной, должно быть, настолько он был узок, длинен и сводчат. Мона Леонидовна, вставшая из-за своего стола, на скелет нисколько не походила, но тоже занервничала, когда Даль положил перед ней гербовый лист с вензелем императрицы — на этот раз с настоящими его полномочиями.
Толстуха тяжело опустилась на колено и поцеловала печать. Вернула грамоту гостю и указала на стул с резной деревянной спинкой.
— Рада приветствовать вас в Бастионе. То есть, в лицее для литературно одаренных детей, — поправилась она. — Комиссар.
Даль скользнул глазами по стенам: наградные листы в рамочках, медали… портрет государыни в простенке у Моны-Моны за спиной. Художник льстил тоже. Либо следовал парадным канонам позапрошлого века. Как в иконописи — фигура выше окружения, развернута на три четверти, но взгляд направлен прямо на зрителя. Императорские регалии, горностаевый плащ, и рука, опирающаяся на колонку: потому что трудно простоять несколько часов, позируя, в тяжелом парадном одеянии. И только глаза: карие, с золотыми искорками — совсем такие, как наяву.
— Я не требую особого отношения, Мона Леонидовна, — произнес он, словно выплывая из омута. — Наоборот, сделайте вид, что меня здесь нет. Инспектор попечительского совета, мелкая сошка без полномочий… Обои, краска… оценить ущерб.
— Но…
— Мона Леонидовна, я сделаю свои выводы и сообщу их вам. Работайте.
Крапивин вздохнул. Еще в столице он подозревал, что дело выйдет трудным. Правда, пока не знал, насколько.
Брыли дамы подозрительно затряслись.
ebooksa