— Доставила? — спросил Лиум — брюнет в почтовой униформе, с гладко выбритыми щеками.
Я кивнула.
— Сработали на славу. Трогай.
И друг бесшумно повёл наш летательный аппарат, именуемый аэростатом, по вечернему небу, подальше от огромного судна воздухоплавателей.
— Какой следующий пункт?
— Элизабет–стрит 32, десятый этаж, пятая квартира. Солидная посылочка.
— Подкинешь к балкону?
— Конечно! Не пешком же таскать. Знаю я эти подъёмники, вечно неисправные, — проворчал Лиум.
— Да и не люблю я их, — я поморщилась. — Там можно застрять на пару часов и всюду опоздать.
Он в ответ лишь хмыкнул.
— Может, я поведу?
— А хочешь? — усмехнулся друг. — Ты же и так весь день за штурвалом.
— Я люблю это, ты же знаешь, — смущенно призналась я. — И в конце концов, я здесь пилот.
— Запрыгивай, — ответил он, освобождая место, а сам занимая на соседнее.
— Можешь пока подремать.
— Всё в порядке, — отмахнулся он, пока я любовалась потемневшим небом.
Мы неспешно летели над вечерней столицей, наблюдая прекрасный вид. Огни сверкали, словно сотни светлячков. Ярус за ярусом город становился всё краше и дороже, удивляя искусностью архитекторов. Выше над головой, в небе, проплывали большие дирижабли, а прямо над крышами сновали туда–сюда аэростаты на паровых и водородных двигателях. По дорогам ездили машины, испуская клубы пара, а фонари зажигались один за другим.
Я мягко повела штурвал вправо, к нужному адресу, и машина послушно сменила направление в сгустившихся сумерках. Устав за целый день, мы пока не говорили, а лишь глядели в выпуклое лобовое стекло.
Ах да, я ведь вам не представилась.
Я — Габриэлла Флайхай. В детстве меня чаще звали Габи, но один чудесный человек придумал иное сокращение — Элл. С тех пор я представляюсь только так, но моей лучшей подруге — фанатке сыра — это не мешает называть меня Бри. Очень смешно, я аж надорвалась, вот серьёзно. И если вас тревожит вопрос, почему мы только что не давали покоя капитану воздушного судна, то не беспокойтесь: мы им не ограничились, и впереди ещё около двух десятков людей.